Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Я видел, что она была поражена. Не только историей. Она была поражена почти так же, как я: впервые с ней говорили! Когда она ушла — пообещав прийти снова, — я почувствовал какое-то странное облегчение.

Даже не знаю, с чем его можно сравнить… Я всю сознательную жизнь нес на своих плечах груз всяких знаний, мыслей, сомнений, и — так сложилось — мне до сих пор не было на кого взвалить хотя бы половину этого бремени. Окружение мое было обыкновенным. В принципе, таким же обывательским, как и сейчас. А еще (и это скорее всего) я просто боялся быть смешным — с другими.

В ту ночь я долго не мог заснуть. Тогда и возник (пока на уровне подсознания и под маркой благотворительности — это уж точно!) мой план: попытаться утвердить свою давнюю мысль о том, что при благоприятных условиях можно развить талант и интеллект любого человека. Тем более если начать делать это с детства. Я думал о том, что этой девочке здорово повезло, ведь в моем лице она встретила доброго волшебника, фею, творца, скульптора. И что отныне я смогу круто изменить ее путь. А место продавщицы овощной палатки, жены алкоголика, издерганной злыднями мамаши, пергидрольной блондинки, местной мессалины с грязью под ногтями, языкатой дворовой скандалистки в халате с цветами достанется кому-нибудь другому…

* * *

Он замолчал.

— Странно… — произнес врач, — все это довольно странно. Хотя, с другой стороны, понятно… Ей повезло, что она встретила вас. Книгу Хелены «Амулет Паскаля» лично я перечитал раз пять. Интересно было услышать, как все начиналось. Кто бы мог подумать… Вот вам и анамнез. Надо же… И что дальше?

— А дальше… Я начал постепенно осуществлять пункты своего плана. И, поверьте, это было приятно: ломать и строить что-то новое. Я увлекся этим зодчеством. Это не было мне в тягость. Кроме того, этот процесс пошел на пользу и мне. Тогда я преподавал в университете, и все новые лекции сначала проверял на ней.

— И вы не боялись ранить психику ребенка?

— О, я же говорил, она была как губка. И чем больше знаний я давал — тем больше становилась поверхность этой губки. Маленькая обжора всякий раз приходила ко мне с новыми вопросами. К окончанию школы я подготовил ее так, что она могла бы поступить в любое учебное заведение.

— То есть вы «вели» ее много лет. Не казалось ли это странным, скажем, ее родителям, соседям? Не испортили вы ей жизнь слухами? Ведь если дружбу взрослого с ребенком еще можно как-то объяснить, то вряд ли можно объяснить духовное общение шестнадцатилетней девушки с далеко не старым человеком. Вы чего-то не договариваете…

Витольд поморщился, будто у него вдруг разболелись зубы.

— Я решил говорить только то, что было на самом деле. Не торопите меня. И, пожалуйста, вы, кажется, предлагали коньяк…

Врач охотно достал из шкафчика новую (купленную сегодня специально для этой встречи) бутылку, быстро нарезал лимон, разлил напиток в пузатые рюмочки. Витольд повертел свою рюмку в руке. Врач беспокойно проследил за тем, как прозрачные коричневые капли медленно сползают по стенкам рюмки — значит, коньяк, слава богу, «не паленый», хоть и куплен в местном магазинчике. Оба выпили молча.

— Итак… — продолжал посетитель, — что касается родителей… Они были счастливы от такого бесплатного репетиторства. Только и всего! А через два-три года у них появилось еще двое детей — близнецов, и, конечно, им было не до старшей. С соседями я не общался вообще. А насчет наших встреч…

…Она была для меня лишь объектом — куском глины на гончарном круге. И если я, выражаясь метафорически, водил по нему руками, как положено умелому гончару, — в этом не было ни намека на телесную чувственность. У меня были любовницы, хотя жениться еще раз я не собирался. Не подумайте, что я был каким-то скучным сухарем. Кроме научных, я проводил кучу других экспериментов, которые, несомненно, также шли ей на пользу. Она очень плохо одевалась — всегда донашивала что-то после матери или перешитое из материного своими руками. Выручало то, что в то время девочки носили школьную форму, к которой можно было пришивать разные воротнички, — в форме у нее был замечательный вид. Остальная же одежда — сплошная безвкусица. Прическа тоже нуждалась в большем внимании. К тому же мне нужно было научить ее общению и тому, что называется «социальным поведением». Это тоже было довольно интересно.