Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Она молчала. Я знал, что она стеснялась обратиться ко мне, как прежде. И не могла понять почему. Но я знал: за несколько лет наших „тайных свиданий“ она стала другой. Точнее не стала — она и была другой. Просто я помог ей почувствовать это. И вот теперь ей было стыдно от того, что она не оправдала моих надежд.

„Семья разрослась, — наконец тихо сказала она, садясь на камень. — Они больше не могут кормить меня. Да и дети подросли. Теперь есть кому ходить за козами…“ Я молчал. „Мой муж очень старый, — продолжала она. — Он очень добр ко мне. Он всегда был хорошим человеком. Он угощал меня патокой…“ Я молчал. „У него свой дом. Окно выходит в сад…“ Я молчал. „Я боюсь только одного: у нас не будет детей. А это было бы для меня самым дорогим. Самым важным…“ Я молчал. Но на этот раз мое молчание обрело смысл. Я молчал, пока она умывалась, набирала воду, поправляла волосы, выбившиеся из-под платка. Подождав еще с минуту, она медленно пошла в гору, неся на плечах тяжелые кувшины…

Все сбылось. Все наконец выстроилось! Не хватало лишь этого маленького звена. Я радовался. Я уже знал, каким образом уложить все в четкую и стройную систему: инициатива должна исходить не от меня. Кто бы мне поверил? Я создал ТЕОРИЮ, но никак не мог воплотить ее на практике. Ведь нужно было еще нечто — то, чего в ней не хватало, — вот эта девочка из маленького грязного бедного селения. Маленькое НИЧТО, мечтающее, чтобы „всем на ладошку досталось по бабочке“. И только я мог превратить это ничтожное НИЧТО, эту крохотную временную жизнь в великий подвиг. Ведь она была готова отдать „самое дорогое“.

Потом появилась динамика. Как говорят теперь — позитивная. Я сдвинулся с места, на котором так долго топтался…

Я снова заговорил с ней. И говорил так откровенно, что спустя какое-то время она прибежала к источнику, сияя от счастья: применяя зелья, строгий режим и еще тьму-тьмущую лекарских премудростей, она сумела побудить своего старого мужа к продолжению рода.

…Наверное, нет смысла продолжать рассказ — что было потом, вы хорошо знаете.

Но если бы мое сердце не было таким большим и емким, оно бы разорвалось от одного воспоминания о том, как она отдавала это „самое дорогое“ в тысячи чужих рук.