Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Врач ведет меня в кабинет, который должен стать моим. Кабинет уютный, с фигурными решетками на окне. Тут есть кресло, стол со стулом, небольшой шкаф и торшер — для создания иллюзии домашнего уюта. Стены — белые. По ним вьются пластиковые заросли. Скоро их сниму, думаю я, заменю на несколько вазонов с настоящими цветами.

— Ну вот, — говорит главврач, — располагайтесь. Можете начать знакомство с вашими подопечными хоть сейчас. В вашем распоряжении — сестра-хозяйка. Она принесет все необходимое. В коридоре сидит дежурная — она вам все покажет и расскажет. Возникнут вопросы — я всегда к вашим услугам.

Он направляется к двери, и я понимаю, что птичка попала в клетку…

— И вот еще что… — оборачивается ко мне главврач, уже стоя за порогом. — Совсем забыл: все разговоры должны быть записаны на магнитофон! Это необходимо для лечения. Встречаются интересные экземпляры…

Он закрывает за собой дверь, до последнего мгновения наблюдая за мной. Последним в щелке исчезает длинный мясистый нос. Я сохраняю приветливую улыбку. Наверное, я тоже интересный экземпляр?..

Позже сестра-хозяйка — полная тетенька в синем халате — заносит в комнату электрический чайник и магнитофон со стопочкой кассет.

Еще через пару минут в дверь стучит дежурная медсестра, которая сидит «на коридоре».

— Сейчас у нас завтрак, — говорит она, — а после двенадцати я приведу к вам первого. Вот его карточка. Ознакомьтесь пока.

Она не проявляет ко мне никакого интереса. Я для нее — новая сотрудница.

Я чувствую, что птичка уже увязает в чем-то мягком и влажном по самые уши.

— Ну конечно! — говорю я, сажусь за стол и раскрываю карточку. С умным видом углубляюсь в чтение. Медсестра точно так же закрывает двери, наблюдая за моими движениями. Наверное, у них так заведено. Так же они закрывают двери палат. Хорошо, что на моей нет окошка, вырезанного посредине.

Я пытаюсь разобраться в разнокалиберных врачебных почерках. Ничего не смысля в специфических терминах, перелистав энное число страниц, откладываю карточку в сторону. В конце концов, я не врач — я «психоспикер», мне нужно просто побеседовать.

Около двенадцати я начинаю дергаться. Дважды за полчаса я тайком пробираюсь в служебный туалет (для этого нужно просить ключи у «коридорной» — и это очень неприятно), потом вставляю кассету в магнитофон, проверяю, все ли в порядке, сажусь за стол, смотрю на дверь. Наконец в нее стучат. Дверь робко открывается.

— Можно?

Вот он, первый. Я смотрю на карточку и читаю имя и фамилию.

— Пожалуйста, смелее, — приветливо говорю я, нажимая под столом кнопку записи. — Садитесь. Давайте знакомиться.

Я представляюсь и вопросительно смотрю в глаза мужчине без возраста. У него седые волосы, аккуратная треугольная бородка (он мне напоминает Рериха) и светлые, почти прозрачные глаза. Мне немного неловко смотреть на его халат и пестрые тапочки. Ему бы был к лицу твидовый пиджак с галстуком-бабочкой…

— Моего имени история не сохранила, — произносит пациент. — Я — технолог. Можете называть меня так.

— Хорошо. А какого производства?

Он морщится и подергивает плечами.

— Моего имени история не сохранила, — повторяет он и продолжает: — Абиотические факторы — те, что влияют на компоненты экосистем и силы неживой природы. В частности, газовый состав воздуха, температуру, влажность или сухость, привкусы… Но суть не в этом. Она в альбедо, то есть в белизне, то есть в способности поверхности отражать поток излучения, в частности в отражении планетами потока света, падающего на их поверхность… Собственно, я не тщеславный. Суть не в этом.

Я тупо смотрю на его бородку. Глаза пациента излучают непостижимую мудрость. В магнитофоне зря крутится пленка, записывая полную абракадабру. Я не знаю, как прервать этот поток.

— История не сохранила моего имени не только потому, что я сознательно отошел в тень. Все намного проще: было бы странно вписывать себя в свою историю — в рамки, выстроенные собственноручно для других. В совокупности эволюционных процессов у популяции возникают новые виды. Микроэволюция приводит к мутациям, порой к мутуализму — такой форме межвидовых отношений, когда взаимодействие двух видов выгодно каждому из них…

— Это очень, очень интересно, — говорю я, сознавая, что тут — безнадежный случай, название которому может дать только главврач.

Я уже не пытаюсь понять. Мое дело — выслушать. По крайней мере, делать вид, что слушаю… Слежу за тем, как двигаются его губы и подергивается белый треугольник бородки. Интересно, кто так аккуратно подстригает ее каждое утро? Неужели он сам? Наверное, нет, ведь пациентам запрещено иметь ножницы… Постепенно ловлю себя на том, что мне неважно, о чем он говорит. Главное — интонация. А она убаюкивает. Я даже вздрагиваю, когда он перестает говорить.

— Я сделал все, что мог, я умываю руки…

Он добавляет еще несколько фраз и сцепляет пальцы в замок. Сейчас он кажется вполне нормальным. Такой себе мужчина, увлеченный неведомой мне наукой.