Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

Такое планирование правительства, вероятно, больше чревато опасностями, бюрократией, ревностью и трудностями, чем преимуществами. Конечно, будут разбужены некоторые дремлющие таланты, но нация в целом заплатит больше, чем возместится потом. Можно представить себе, какая сумятица началась бы в учебных заведениях Третьего рейха, от тренировочных школ по подготовке вожаков национал-социалистической партии до учебных академий. Этим заведениям всегда недоставало ясных принципов, опыта и традиций.

Гитлер считал жизнь и естественный отбор лучшей из школ. Но факты показали, что дело обстоит иначе. Идея развития общества соответственно плану гения нации, идея выбора достойнейшего так же машинально, как магнит притягивает железные опилки, останется утопией, пока эту планету населяют люди, пока бесконечное разнообразие всех форм существования составляет смысл жизни.

Ведь кто они, самые лучшие и наиболее компетентные люди нации? Какие качества определяют их успех? По каким меркам их выбирать? Грубые, бесчувственные, хитрые и бессовестные люди, умеющие лучше всего орудовать локтями? Или мудрые, одаренные, внутренне порядочные и внешне застенчивые, энергичные, но не шумные? Окажутся ли они в конечном счете более способными, более полезными, чем другие? Гитлер считал само собой разумеющимся, что физически крепкие и психически здоровые люди сильнее. Но позже оказалось, что выбранные им люди на деле оказались слабыми и бесполезными. Его стандарты были и неверны, и гибельны.

Гитлер зашел в своей теории лидерства так далеко, что хотел рационализировать мысли немецкого народа. Он полагал, что в его государстве должно существовать четкое разделение труда. Думать должны были только высшие лидеры, остальным ничего не оставалось, как только верить. В своем высокомерии он презирал тех, кого считал слишком умными, чтобы быть сильными. Говоря о народе, он заметил, что чем ниже его интеллект и чем меньше среди него интеллектуалов, тем сильнее будут его вера и сила.

Гитлер льстил народу, щеголяя перед ним своими социалистическими намерениями. Он многого достиг в сфере народного благосостояния, этого отрицать не приходится. Но он также пробудил излишние надежды на еще более интенсивную социалистическую программу, не будучи в состоянии оправдать эти надежды мирным способом. Точно так же он заставил капитализм служить целям его политики власти, не чувствуя никаких угрызений своей социалистической совести. Это было одной из неприятных черт его характера: он подчинял свои идеи стремлению к власти, которое владело им безраздельно.

Глава 6. ВОЛЯ ФЮРЕРА И ВОЛЯ НАРОДА

В натуре Гитлера было доводить все до крайностей, пока это не превращалось в свою противоположность. Так получилось со всеми учреждениями, которые он пытался реформировать. Он собирался избавить общество от многих пагубных явлений и с этой целью совершил революцию. Но затем сам все разрушил. Ужасающим примером этого процесса могут служить преобразования в судебной системе.

Гитлер постоянно нападал на судей за то, что они «далеки от жизни», оторваны от народа, придерживаются строгой буквы закона. Он называл их «окаменевшими бюрократами» и последними столпами реакции. В частных беседах он не уставал говорить о злостных злоупотреблениях мировых судей, не скрывая ненависти к ним. Несомненно, одной из причин подобного отношения было подозрение, что независимость судей представляет собой скрытое сопротивление его абсолютизму.

Казалось, что по глубокому убеждению и без скрытых мотивов он стремился к тому типу юстиции, который согласовывался бы со «здоровыми инстинктами нации». Этот лозунг льстил массам, но другой ценности не имел. Гитлер отказывался понять другую сторону вопроса, несмотря на то что ему часто на нее указывали. Иначе ему пришлось бы согласиться с тем, что судьи не обязаны придерживаться установленных статутов и законов из-за того, что все их предшественники с самого начала цивилизации страдали от отвердения мозга. Ему бы пришлось признать, что консерватизм юстиции определен здравым опытом и мудростью человеческого рода, накопленными бесчисленными поколениями. Люди поняли, что некоторая доля неизбежного формализма в юстиции – меньшее зло, потому что, если правосудие поручить отправлять живому человеку, оно неизбежно станет зависимым от человеческих слабостей. Такая концепция юстиции неумолимо ведет к ее саморазрушению, к чистому произволу, а не к справедливости. Нападая на обстоятельства, сопутствующие драгоценному и неизменному принципу, Гитлер разрушал саму основу юстиции.

Он назначил себя законодателем с ограничительными полномочиями, а также верховным судьей нации и предоставил себе свободу отправлять правосудие. Характерно, что он вообразил, будто действует от имени нации, выполняет благородную миссию. Если его абсурдную идею довести до конца, станет очевидным, что «здоровые инстинкты нации», о которых он столько говорил, – не конструктивная, а скорее разрушительная сила.