Двенадцать месяцев. От февраля до февраля. Том 2

– Русские у меня впервые. Вы меня удивили. Я привык, что на любой вопрос туриста, связанный с программой экскурсии, я могу ответить без всяких проблем, а с вами я замучился. Вы задавали такие вопросы, что они ставили меня в тупик. Первый раз за почти двадцать пять лет я затруднялся в своих ответах. Оказывается, есть совсем другой мир, там люди знают не просто где находится Арль, но знают об Арле Ван Гога, о его виноградниках и мостах, там люди изучают нашу историю и читают французских писателей. Придётся мне заново учиться, чтобы работать с русскими. Я обещаю выучить русский язык так, чтобы общаться с вами напрямую, без переводчика. – И он низко нам поклонился.

Мы уже успели пообедать и выбраться на верхнюю палубу, когда кажущийся маленьким местный буксирчик, вцепившийся в «Армению», принялся оттаскивать её от причала и выводить в море. К этому времени в музсалоне началась демонстрация какого-то фильма Эльдара Рязанова, и вся наша компания побежала занимать места. В моей голове был настоящий сумбур – столько всего навалилось, что казалось немыслимым быстро разобрать и разложить всё по своим полочкам. Верхняя палуба, тихий закуток на корме и полное одиночество – вот что мне сейчас требовалось. Нет, конечно, народа там было полно, но всё это были незнакомые люди, совершенно не мешавшие мне думать.

Вывод «Армении» из бухты продолжался достаточно долго, поэтому я устроился на корме и долго смотрел на всё ещё стоявшего на опустевшем причале нашего гида – Марселя из Марселя. «Ведь он, – размышлял я, – был совсем молодым, когда во время давно уже завершившейся войны познакомился с советским офицером, бежавшим из концлагеря и, вместо того чтобы забиться куда-нибудь в кусты и переждать трудную пору, включившимся в борьбу с фашизмом далеко от родины. Миша – вот и всё, что Марсель запомнил об этом герое – отдал свою жизнь, чтобы спасти десятки измученных и обессиливших узников концлагеря, которых освободили макизары. И ещё он запомнился Марселю песней – „Катюшей“, которая даже стала гимном отряда французских партизан. Тридцать лет прошло. Я не знал, какие сейчас политические убеждения нашего гида, но то, что после встречи с нами они у него хоть немного, но сдвинутся в нашу сторону, очевидно. Любопытно было бы с ним встретиться когда-нибудь ещё». Я в последний раз окинул взглядом тоненькую полоску земли, видневшуюся на горизонте, вздохнул и вынужден был покинуть открытую палубу.

Конечно, я продолжал бы ещё в одиночестве стоять там, наверху. Но вмешалась погода, меняющаяся с немыслимой быстротой. Только что сияло солнце и было почти по-летнему жарко, как вдруг ветер переменился, небо заволокло серой пеленой и пошёл мелкий осенний дождь. Спускаться в каюту совершенно не хотелось. Пришлось отправиться в музсалон. Там продолжался показ кинофильма. Оказывается, это были «Старики-разбойники». Этот фильм Рязанова я уже видел, и он на меня сразу же произвёл какое-то странное впечатление. Вроде комедия, а мне было не смешно, а скорее грустно и жалко талантливых актёров, вынужденных играть такие, на мой взгляд, жалкие роли.

В музсалоне стоял полумрак из-за задёрнутых штор. Я не стал разыскивать ребят, а забился в самый дальний угол, постарался отключиться и от фильма, и от окружающей обстановки и начал думать, так что это такое было: реальное видeние с переносом моего сознания вглубь веков, точнее на 1940 лет, или всё же гипнотическое воздействие со стороны Димы? Первое даже страшно себе представить. Это что же такое? Некая сверхъестественная сила берет твой разум, вытаскивает его из живого тела и переносит куда ей заблагорассудится? Разум тут же начинает утверждать, что этого не может быть, поскольку не бывает никогда, но все другие чувства: слух, зрение, обоняние, кроме осязания и вкуса – ни пощупать, ни попробовать мне ничего не дали, – подтверждали, и подтверждали вполне однозначно, что я и видел то, что происходило когда-то очень давно, и слышал, как люди говорили на уже мёртвом языке, но при этом прекрасно их понимал, и дышал совершенно непривычным воздухом, сухим и каким-то терпким, напоённым непривычными мне ароматами. Значит, это было? Или всё же это гипнотическое внушение? Вот я сидел и крутил всё это то туда, то сюда и ни к чему прийти не мог. Прямо чёрт-те что со мной творилось.

Дима рассказывал, что подобные видения, когда живой человек переносился, как и я, в какие-то древние времена и там наблюдал или нечто такое, что до него никто не видел, или то, в чём он сам сомневался, – для церкви совершенно привычные и обыденные вещи. Бывало и наоборот: к людям являлись библейские персонажи из далёкого прошлого. Я сидел, размышлял над этим и пришёл к выводу, что если бы всех этих явлений не было, церковная история была бы далеко не так интересна.