Двенадцать месяцев. От февраля до февраля. Том 2

Глава четвёртая 24–25 ноября 1973 года

Утром, едва только стало светать, я забился на верхней палубе под навес какой-то надстройки, чтобы укрыться от мелкого, надоедливого, весьма противного дождя. Дома такой дождь, да ещё в такое время года, принимается как неизбежность. Но здесь, в тёплых краях, где на деревьях свободно висят мандарины и апельсины и это никого не удивляет, он воспринимался мной как некий обман, прихоть природы, которая решила испортить напоследок такой прекрасный отдых, выпавший мне по какому-то великому недоразумению.

– Да, погодка сегодня не для загородной прогулки, – услышал я за спиной чей-то знакомый голос.

Это оказалась Ольга Николаевна, профессор-эндокринолог из нашей группы. Среднего роста женщина, очень подтянутая, ни грамма лишнего веса, белокурая, с явно крашеными волосами, в больших очках, закрывающих добрую половину лица.

На вид ей больше сорока – сорока пяти дать было никак невозможно, и лишь сеточка морщин, виднеющаяся из-под дужек очков, наглядно доказывала внимательным наблюдателям, что «полтинник» она, скорее всего, уже отпраздновала. Накануне Ольга Николаевна мужественно прошла с нами с вершины Монжуика через готический квартал – средневековое сердце Барселоны – до «Армении». Именно её голос мы услышали, когда она и её спутница, Вероника Петровна, такая же возрастная профессор из Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии Академии наук СССР, взмолились, чтобы их пожалели.

Я немного подвинулся, и Ольга Николаевна тоже встала под навес.

– Хорошо, здесь тепло, а то я вряд ли решилась бы на эту авантюру – круиз по Средиземному морю в ноябре месяце. Немцы ведь не зря от него отказались, тем более где-то там, – и она мотнула головой в неопределённом направлении, – решили раздать по организациям по две путёвки, но при этом на два разных рейса. Я думала вначале, что это только нам так не повезло, но, смотрю, и в других институтах подобная картина. Вот нас с моей лучшей подругой и разлучили. Она в первый круиз попала, а я, вишь, во второй. Люба – так мою подругу зовут – как это говорится, коренная одесситка. Правда, из Одессы она ещё до начала войны уехала. Повезло ей, и войну она в Вологде встретила, куда её на преддипломную практику направили. Там и с мужем своим будущим познакомилась. В одном госпитале служили. Он постарше Любы, в госпитале заведующим терапевтическим отделением был, а она в его отделение стажёром-исследователем попала. Он москвич. Как война закончилась, вернулся в столицу, да не один, а с женой и маленькой дочкой. Теперь он в нашем институте директором служит, ну а мы обе при нём заведующими лабораториями состоим. Я помоложе Любы, о Петре даже говорить нечего. Люба в 1941 году в Одессе медицинский заканчивала, а я тогда же во 2-м Московском медицинском лишь на второй курс перешла. Она всю войну в вологодском госпитале проработала, а я в Омске в эвакуации институт заканчивала. Но как бы то ни было, встретились мы в Москве, в научно-исследовательском медицинском институте, где и работаем до сих пор.

– Пётр, – продолжила она, – я Любиного мужа имею в виду, доктор наук, профессор, но своё истинное призвание обнаружил, когда его директором у нас назначили. Он небольшого росточка, черноволосый, с окладистой бородой, внешне мне чем-то Карабаса-Барабаса напоминает. Тот своих кукол в ежовых рукавицах держал, а этот – коллектив института. Мне всё время кажется, что у него в левой руке все мы зажаты, а в правой – плётка. Если у вас воображение хорошее и вы себе сможете представить такую картину, вы меня поймёте.

И она весело рассмеялась.

– И вот что интересно, – голос у неё стал удивлённым, – как он коллектив института в кулаке держит, так и его самого Люба в свой кулак сгребла и делает с ним что хочет. Как услышала, что на институт всего две путёвки выделили, тут же обе и забрала – для себя и меня. Пришлось Петру втайне от всего трудового коллектива эти путёвки на нас оформить. Конечно, кое-кому об этом известно, но эти кое-кто – его карманные секретарь парткома и председатель месткома. Они болтать не будут, это не в их интересах. Я надеюсь, что ты тоже не из болтливых, – улыбнулась она, – и если с кем из лягушек в нашем болоте знаком, то квакать им о том, что я тебе рассказала, не будешь.

Я стоял рядом, молчал, слушая эту разговорчивую даму, и лишь головой кивнул. Какое мне дело, кто и каким образом в этот круиз попал. Я так уж точно совершенно случайно здесь оказался, повезло – вот и всё. А Ольга Николаевна так разговорилась, что никак успокоиться не могла: