Двенадцать поэтов 1812 года

Хорошо, что через два года юного офицера перевели в Москву и место его службы (Охотный ряд) оказалось неподалеку от Благородного пансиона, где вскоре он, Жуковский, Воейков и братья Тургеневы составили Дружеское общество. Там они говорили вдохновенные речи, и каждый — о том вопросе бытия, который считал главным для себя. Андрей выбрал тему «О кротости», Жуковский — «О дружбе», Андрей Тургенев — «О поэзии»…

— Андрей-Андрей… — вздохнул Жуковский.

— Как мы осиротели тогда без него! — отозвался Кайсаров.

— Мне его и сейчас не хватает. Иногда думаю: ну с кем, с кем разменяться мыслями? Вот был бы Андрей…

— Столько лет прошло, а перечитываю его письма — и плачу.

И Жуковский, и Кайсаров помнили строки Андрея Тургенева, ставшие клятвой для целого поколения:

Сыны отечества клянутся!
И небо слышит клятву их!
О, как сердца в них сильно бьются!
Не кровь течет, но пламя в них.
Тебя, отечество святое,
Тебя любить, тебе служить —
Вот наше звание прямое!..

Внезапная смерть Андрея Тургенева — это была их первая утрата, первое совместно пережитое горе.

Недавно саратовский исследователь Александра Ивановна Баженова^[83] опубликовала отрывки из переписки двух Андреев — Кайсарова и Тургенева, двух семнадцатилетних юношей.

Кайсаров — Тургеневу: «Сейчас лишь с Воробьевых гор, милый друг, Андрей Иванович, пришел я и, несмотря на всю усталость, не имею столько отважности, чтоб пропустить почту, не написать тебе кой-чего о себе… Жуковского в Москве нет, он куда-то поехал в деревню на пять дней; но вот уже десятый день как его здесь еще нет…»

Тургенев — Кайсарову: «Здравствуй и ты, брат Андрей Сергеевич!.. Я нашел по дороге прекрасных незабудочков, твои любимые цветы, сорвал и положил в карман, а как скоро я их увидел, тотчас и вспомнил тебя…»^[84]

Как странно, что те же незабудки через несколько лет прорастут в другом дружеском послании: Константина Батюшкова — Ивану Петину (тоже, кстати, окончившему Московский благородный пансион):

О любимец бога брани,
Мой товарищ на войне!
Я платил с тобою дани
Богу славы не одне:
Ты на кивере почтенном
Лавры с миртом сочетал;
Я в углу уединенном
Незабудки собирал…

В 1813 году Жуковский напишет, вспоминая Андрея Тургенева:

Где время то, когда по вечерам
В веселый круг нас музы собирали?
Нет и следов; исчезло все — и сад
И ветхий дом,

где мы в осенний хладСвятой союз любви торжествовали
И звоном чаш шум ветров заглушали.
Где время то, когда наш милый брат
Был с нами, был всех радостей душою?
Не он ли нас приятной остротою
И нежностью сердечной привлекал?
Не он ли нас тесней соединял?
Сколь был он прост, нескрытен в разговоре!
Как для друзей всю душу обнажал!

А первым этот заветный дом и сад описал как раз Андрей Тургенев, вот его стихи 1801 года:

Сей ветхий дом,

сей сад глухой —Убежище друзей, соединенных Фебом,
Где в радости сердец клялися перед небом,
Клялись своей душой.
Запечатлев обет слезами,
Любить отечество и вечно быть друзьями.

И тут пора сказать благодарное слово о Благородном пансионе.

Глава третья

С радостию отдал бы моих детей в университетский пансион, который образовал лучших наших Генералов, Писателей, Государственных людей и до сих пор не переродился…

Константин Батюшков. Из письма Е. Н. и П. А. Шипиловым, 24–29 марта 1816 г.^[85]

Окошко «До востребования». — Тепло Телеграфа. — Пансион поэтов. — Отцы-основатели: Херасков, Прокопович-Алтонский и Мерзляков. — Большая семья. — Поощрения. — Книжка на ужин