Двенадцать румбов ветра

«Девять жизней» были опубликованы в «Плейбое» в 1968 году под единственным псевдонимом, какой я когда-либо использовала — У. К. ле Гуин. Редакторы вежливо поинтересовались, можно ли использовать только мои инициалы, а я согласилась. Что «Плейбой» в те времена был лишен совести — неудивительно, но меня поражает, как спокойно я согласилась. Это был первый и единственный раз, когда я столкнулась с дискриминацией по половому признаку, дискриминацией меня как женщины-писателя, со стороны издателя или редактора. И мне кажется теперь нелепым и гротескным, что я не уловила тогда важности этого факта.

В «Плейбое» рассказ претерпел множество мелких правок, которые остались и при последующих переизданиях.

Я предпочитаю собственную версию, и всякий раз когда имею возможность повлиять на это, рассказ публикуется в той форме, в какой вы его видите, и под моим полным именем.

Внутри она была живой, а снаружи мертвой, ее черное лицо было покрыто густой сетью морщин, шрамов и трещин. Она была лысой и слепой. Судороги, искажавшие лицо Либры, были лишь слабым отражением порока, бушевавшего внутри. Там, в черных коридорах и залах, веками бурлила жизнь, порождая кошмарные химические соединения.

— У этой чертовой планеты нелады с желудком, — проворчал Пью, когда купол пошатнулся и в километре к юго-западу прорвался пузырь, разбрызгав серебряный гной по закатному небу. Солнце садилось уже второй день. — Хотел бы я увидеть человеческое лицо.

— Спасибо, — сказал Мартин.

— Конечно, твое лицо — человеческое, — ответил Пью. — Но я так долго на него смотрю, что перестал замечать.

В коммуникаторе, на котором работал Мартин, раздались неясные сигналы, заглохли и затем уже возникло лицо и голос. Лицо заполнило экран — нос ассирийского царя, глаза самурая, бронзовая кожа и стальные глаза. Лицо было молодым и величественным.

— Неужели так выглядят человеческие существа? — удивился Пью. — А я и забыл.

— Заткнись, Оуэн. Мы выходим на связь.

— Исследовательская база Либра, вас вызывает корабль «Пассерина».

— Я Либра. Настройка по лучу. Опускайтесь.

— Отделение от корабля через семь земных секунд. Ждите.

Экран погас, и по нему побежали искры.

— Неужели они все так выглядят? Мартин, мы с тобой куда уродливее, чем я думал.

— Заткнись, Оуэн.

В течение двадцати двух минут Мартин следил за спускающейся капсулой по приборам, а затем они увидели ее сквозь крышу купола — падающую звездочку на кроваво-красном небосклоне. Она опустилась тихо и спокойно — в разреженной атмосфере Либры звуки были почти не слышны. Пью и Мартин защелкнули шлемы скафандров, закрыли люки купола и громадными прыжками, словно артисты балета, помчались к капсуле. Три контейнера с оборудованием снизились с интервалом в четыре минуты в сотне метров друг от друга.

— Выходите, — сказал по рации Мартин, — мы ждем у дверей.

— Выходите, здесь чудесно пахнет метаном, — сказал Пью.

Люк открылся. Молодой человек, которого они видели на экране, по-спортивному выпрыгнул наружу и опустился на зыбкую пыль и гравий Либры. Мартин пожал ему руку, но Пью не спускал глаз с люка, в котором появился другой молодой человек, таким же прыжком опустившийся на землю, затем девушка, спрыгнувшая точно так же. Все они были высоки, черноволосы, с такой же бронзовой кожей и носами с горбинкой. Все на одно лицо. Четвертый выпрыгнул из люка…

— Мартин, старик, — сказал Пью, — к нам прибыл клон.

— Правильно, — ответил один из них. — Мы — десятиклон. По имени Джон Чоу. Вы лейтенант Мартин?

— Я Оуэн Пью.

— Альваро Гильен Мартин, — представился Мартин, слегка поклонившись.

Еще одна девушка вышла из капсулы. Она была так же прекрасна, как остальные. Мартин смотрел на нее, и глаза у него были, как у перепуганного коня. Он был потрясен.

— Спокойно, — сказал Пью на аргентинском диалекте. — Это всего-навсего близнецы…

Он стоял рядом с Мартином. Он был доволен собой.