Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают (сборник)

– Голубка моя, снесла-таки… – начал было он, и вдруг эта «коронная фраза» застряла у него в горле. Альфред Викторович тяжело опустился на край кровати и низко склонил голову над своей рукой. Стефка испугалась и хотела было бежать за медсестрой. Но Пергюнт Альфред поднял к ней лицо, и Стефка с ужасом увидела, что он… плачет. Ужас (или скорее всего какая-то неприятная дрожь, которая распространилась по телу от желудка) возник из-за того, что в какой-то момент сквозь черты восьмидесятилетнего старика проступило лицо мальчика – такого, каким старик был тогда, когда ему впервые купили петушка на палочке. Время с невероятной скоростью отмоталось назад и встало на свое место. Перед Стефкой сидел старик, по щекам которого катились слезы и оставляли мутные ручейки. Стефка присела рядом.

– Что с вами, Альфред Викторович?

– Оно… оно… настоящее… – сдавленным голосом прошептал он.

И Стефке захотелось провалиться сквозь землю. Она молчала.

Пергюнт наконец успокоился и посмотрел на нее.

– Не переживай, дитя мое… – сказал он. – И извини старика за эту минуту слабости. Понимаешь… Если бы ты могла понять, почувствовать… Вы, молодые, вам, наверное, этого не дано… Иди себе, голубушка, я же знаю, сколько у тебя работы. Наверное, невесело возиться со стариками…

– Ну что вы, Альфред Викторович, – Стефка положила руку на его запястье. – У меня есть время. Это вы меня простите. Я ведь не думала, что вы так разбираетесь в… в этих проклятых яйцах…

Альфред Викторович рассмеялся. И снова приобрел свой обычный гусарский вид.

– Еще бы! Всю свою творческую жизнь – а я на сцене с девятнадцати лет! – каждое утро я выпивал свежайшее яйцо. Я даже мог угадать, какая курица – черная, белая или рыжая – его снесла! А все из-за моего аккомпаниатора. Мы работали вместе с конца пятидесятых… Он был старше меня, его семья погибла во время войны, и он опекал меня, как сына. Я тоже был один. Я же воспитанник Макаренко, беспризорник… Где бы мы не гастролировали, Карл Михайлович, или, как я его называл, папа Карло, вставал в самую рань и отправлялся на поиски свежего яйца. А мы ведь ездили всюду! Вена, Гаага, Зальцбург… Представьте себе, ну где в Праге или Нюрнберге можно было его достать?! А он доставал! У него была священная уверенность, что регулярное употребление этого продукта благотворно влияет на голос. Как я ненавидел эту гадость! Иногда грешил: кидал это яйцо в стену! И папа Карло отправлялся за следующим. Со временем он приучил меня к этому ритуалу с помощью игры: я должен был угадать цвет курицы. А уже потом я и сам начал чувствовать неповторимый вкус настоящего свежего яйца. Вот такая история… Последние годы ми жили вместе в его квартире – свою я оставил детям. Я присматривал за ним, как мог. Но не мог отучить от привычки рано утром выходить на рынок. Он был совершенно старый и больной. Во время одного из таких походов, на который он потратил свои последние силы, он умер прямо на улице. И, представьте себе, упал, держа яйцо в руке – оно не разбилось. Сентиментальная история, не так ли? Старики всегда сентиментальны, не обращай внимание. Я тут уже десятый год. И все эти годы мне приносили не то… Я уже думал, что никогда не почувствую вкус своей молодости. Ты мне это вернула. Хотя бы на минуту…

– Так будет всегда, – твердо сказала Стефка.

Глава десятая Леда Нежина

За дверьми Ольги Яковлевны Снежко прозвучал едва различимый смех, заскрипел паркет. Значит, она уже встала, подумала Стефка, которой не терпелось увидеть старую актрису. Теперь она воспринимала ее иначе – в ореоле какой-то тайны. Она вообще теперь смотрела на всех жителей Дома совершенно другим взглядом, ведь за каждым из них тянулся шлейф воспоминаний.

Стефка тихонько приоткрыла дверь и заглянула в щелку. Ольга Яковлевна стояла посреди комнаты в накинутой на плечи прозрачной шали, плавно взмахивала руками и что-то шептала, будто бы читала какой-то монолог. Стефка смутилась.

– Все, уходите… – четко произнесла Оля-Офелия. – На сегодня все, мои дорогие! Хватит…

Стефка решительно постучала и сразу же распахнула дверь. Ольга Яковлевна быстро опустила руки и заулыбалась Стефке.

– Вы так рано сегодня… – превозмогая неприятное ощущение от подглядывания, сказала та и, подойдя к старушке, помогла ей дойти до туалетного столика. – Какую прическу будем делать сегодня? Принести водички? Где ваши таблеточки? Сейчас наведем тут порядок и будем наводить красоту…

Стефка усадила Олю-Офелию на стул и принялась застилать постель. Любопытство так и распирало ее. Поэтому, справившись с простыней и одеялом, она остановилась перед актрисой и, набрав в грудь воздух, решительно произнесла:

– Ольга Яковлевна, я посмотрела в энциклопедии… Почему вы сказали, что Леда Нежина умерла? Это же ваше сценическое имя!

Старушка вздрогнула, будто на нее дунул ледяной ветер.

– Леда умерла. Умерла в цветах. Задохнулась в белых лилиях…

Стефка поняла, что больше ничего не добьется – старушка совершенно утратила чувство реальности.