Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают

Она отодвинулась, встала, вид у нее был испуганный и болезненный. У меня даже заныло сердце: вспомнил тот первый день нашего знакомства, когда видел такие же испуганные глаза. Бедная девочка! Я взял ее за плечи, ничего не говоря завел в квартиру. Она замерзла и дрожала.

– Ты что, с ума сошла? – сказал я. – Неужели просидела так всю ночь? Зачем? Немедленно – в постель! Хорошенько укройся, а я сейчас сделаю тебе что-нибудь горяченькое!

Но она стояла неподвижно и молча смотрела на меня. Смотрела так, что я – черт возьми! – просто не знал, что должен делать. Передо мной стояла моя маленькая Галатея – неподатливый кусочек глины, который я уже не мог просто так смять. Она сказала, что любит меня…

– Неужели вы ожидали чего-то другого? – удивился врач. – Вы столько лет были для нее идолом, другом, учителем – и не догадывались, чем это все может закончиться для такой впечатлительной девушки? Вы меня удивляете!

– Я уже говорил, что у меня была своя жизнь… Клянусь, я никогда не воспринимал ее как женщину!

– Но она действительно довольно красивая женщина… – задумчиво произнес доктор. – Даже сейчас. Представляю…

– «Представляю, какая она была в двадцать»? – с улыбкой продолжил его мысль Витольд. – Да. Именно тогда я пристальней присмотрелся к ней.

…Придирчивым мужским взглядом (от которого, откровенно говоря, в тот момент мне самому стало неловко) я рассматривал ее стройную, изящную, я бы сказал – продолговатую, как на полотнах Модильяни, фигуру, большие, какого-то неестественно голубого цвета глаза, четкие скулы. Кожа на лице была такой светлой, будто подсвеченной изнутри. Я наконец увидел, какая у нее хорошая фигура, стройные и упругие ноги, нежные руки с тонкими запястьями. Добавьте сюда длинные пшеничные волосы и горящие щеки – и портрет получится безупречным. Вот такая женщина стояла передо мной и говорила, что любит меня…

И знаете, что я почувствовал в тот момент? Я почувствовал… злорадство. Понял, что мои позиции по отношению к ней сохранены, что я был, есть и остаюсь для нее непререкаемым авторитетом и мой авторитет даже укрепился.

Врач всплеснул руками, встал, прошелся по кабинету из угла в угол, снова сел напротив посетителя, не переставая удивленно качать головой. Казалось, что у него просто не было слов, чтобы выразить недоумение, отчаяние, негодование и еще массу разных чувств, овладевших им.

– И это – все? – наконец выдохнул он.

Витольд неуверенно кивнул.

– А как могло быть иначе? – спросил он. – История приобретала банальный, даже пошлый оборот! А я никогда не был банальным! Оказывалось, что я, как последний мерзавец, воспитал ее для себя? Это – невозможно! Это – подлость, на которую я не способен. Она будто предала меня своим поступком. Как она могла? Что она себе возомнила?

Я так и сказал ей. Помню, она заплакала. Впервые я видел ее слезы, ведь она была довольно сдержанной девочкой – жизнь научила ее не плакать, не выказывать своих эмоций (собственно, этим она мне и нравилась раньше). Я поморщился: терпеть не мог, когда женщины начинали плакать при мне, особенно если причиной их слез был я сам.

– Значит, я была для тебя лишь грушей, которую колотят боксеры, чтобы не потерять форму? – наконец спросила она.

– Примерно так, – безжалостно ответил я.

Она качнулась, как от удара.

Затем прошло еще несколько жутких долгих минут. Наконец она сказала:

– Я больше не приду.

– Это почему же? – пытаясь взять себя в руки, сказал я. – Мы всегда были и остаемся друзьями!

Она посмотрела почти презрительно и направилась к выходу.

– Прощай, добрая фея! – услышал я уже с порога. – Ты выполнил свою работу на «отлично»!

И дверь со стуком захлопнулась.

* * *

Я стал много путешествовать. Даже лет пять работал за границей. Она сдержала свое обещание – мы больше не виделись. Прекрасно зная мое расписание, она изменила свое, и мы не сталкивались даже в лифте.

Вернувшись, я купил квартиру в центре города. Знал, что она уехала от родителей и неизвестно где жила. Безусловно, в эти годы я часто вспоминал ее и наш последний разговор. Гордился собой, тем, что смог удержаться. Хотя порой, когда путешествовал или решал что-то важное для себя, жалел, что ее нет рядом, что мне не с кем посоветоваться. Все чаще на меня накатывалось чувство опустошенности, одиночества, но я не связывал это с нашей разлукой.

Конечно, мне было интересно, кем она стала, как живет, где работает. Я был уверен, что такая яркая личность должна обязательно выплыть на поверхность. Но – где?

И я не ошибся.