Двенадцать ворот Бухары

— То-то и оно — как! Слушай меня внимательно, — поучительным тоном заговорил Наим. — Ты спрашиваешь, как… А так, что… Гани вооружен, вооружены и его люди, он смелый, сильный человек, стреляет без промаха. Словом, его голыми руками не возьмешь. Я со своими помощниками открыто напасть не решусь. Может начаться перестрелка, и дело провалится. Значит, надо пойти на хитрость, действовать осторожно…

У Аббаса постепенно открывались глаза, он начинал понимать грязный замысел Наима. Его охватывало чувство гнева и отвращения; ненавидящими глазами смотрел он на него. Но Наим, увлеченный своим планом, не заметил этого и продолжал:

— Ты живешь в том же кишлаке, кажется, даже по соседству с Гани-охотником, и, конечно, знаешь все углы и закоулки, все тропинки и дорожки в соседском доме… Ты можешь мне помочь… То-то! Понял? Вот это и есть мое испытание.

— Яснее! — гневно потребовал Аббас.

Наим по-своему объяснил состояние юноши: волнуется и боится.

— Яснее? — ухмыльнулся он. — Да ты не бойся, ничего страшного. Слушай, как это будет: мы наметим подходящую для этого дела ночь. Я с моими людьми спрячусь неподалеку от вашего кишлака в какой-нибудь ложбине. Ты тем временем, дождавшись, когда все уснут, тихо-тихо перелезешь через стену, осторожно отвяжешь коня и приведешь его к нам. Вот и все. Пусть потом Гани хватится, все равно не выпущу коня из своих рук. А когда Гани приутихнет, отдам тебе в жены дочь. Ох и свадьбу же мы закатим!.. Пышную, с козлодраньем… Будешь моим зятем, станешь жить припеваючи. Как ты на это смотришь?

Аббас весь дрожал, сердце бешено билось, он не мог говорить. Наконец, пересилив себя, решительно сказал:

— Нет! Красть не буду!

— Эх ты, наивный! Разве это воровство? Это храбрость, ловкость… Так поступают настоящие мужчины!

— Нет, это подлость, бесчестье! — С этими словами Аббас направился к выходу.

Ах, так! — крикнул ему вслед Наим. — Думай теперь о собственной шкуре!

После этой встречи прошла примерно неделя. Однажды ночью Наим с гремя вооруженными подручными явился в дом к Аббасу и арестовал его именем ЧК окрестностей Бухары. Асаду Махсуму и Окилову он представил дело так, что Аббас Козим-заде связан с басмачами, ходит по кишлакам, агитируя жителей против Асада Махсума, заставляет писать на него появления в центр. Нашел и подставных свидетелей, подтвердивших это.

…Вот что рассказал Аббас, закончив следующими словами:

— От этого мерзавца можно ожидать самого худшего. Он выйдет чистеньким, меня погубит.

Асо попытался его переубедить:

— Пустяки! У нас есть правительство, партия, рабочие депо, хорошо знающие вас… Неужели же…

Асо не успел договорить, как вошел человек и приказал следовать за ним к Асаду Махсуму.

В тот день у Фирузы было много работы в женском клубе. Она очень устала и, закончив наконец все дела, с удовольствием села на мягкий диван в своем кабинете. Беременность все больше давала себя знать. Глубоко вздохнув, она подумала: хорошо все же, что у нее есть работа, иначе сошла бы с ума. Вот уже три дня прошло после встречи с Куйбышевым и Низамиддином, а об Асо ничего не слышно. У Фирузы разрывалось сердце от беспокойства, оставаясь дома одна, она не могла ни есть, ни спать. Но днем, собравшись с силами, она шла в клуб и, не подавая виду, что страдает, даже улыбаясь и шутя, беседовала со своими подопечными, присутствовала на их занятиях, вела переговоры с учреждениями по административным вопросам… А сердце болело, вI олове неотвязно вертелся вопрос: что делать, что делать?

Однако Фируза была не из тех, кто предается отчаянию, она стремилась к действию. Отдохнув несколько минут на диване, она почувствовала прилив энергии. Часы показывали три часа пополудни Фируза прошла в учительскую, предупредила завуча, что идет в ЦК партии к Хайдаркулу, надела паранджу и чашмбанд и вышла на улицу. На самом деле она решила отправиться пешком в загородный Дилькушо. Дорогу будет спрашивать у встречных, а придя туда, разузнает об Ойше и непременно разыщет Асо.

Чтобы сократить путь на главную улицу, которая вела к воротам Кавола, она прошла через ряд жестянщиков, затем под куполом Тельпак, где торговали головными уборами. К этому времени на базарах и в торговых рядах Бухары жизнь уже била ключом. Фируза приближалась к рядам парфюмерии и галантереи, когда увидела Мирака, сына Сайда Пахлавана, того самого Мирака, который показал ей дом Оим Шо.

Недолго думая, она дернула его за плечо. Парень возмущенно обернулся, но, узнав Фирузу, заговорил приветливо:

— Здравствуйте, уважаемая сестрица, как себя чувствуете, как здоровье?

— Спасибо, спасибо! Пойдем в сторонку, толчея, у меня к тебе дело есть…

— Все, что прикажете, сделаю для вас.

И они двинулись дальше, в поисках менее людного места. Под навесом Ячменного базара они нашли местечко поспокойнее. Фируза спросила Мирака, почему он в этот час не в школе.

Мирак усмехнулся:

— Я уже грамотный. Три месяца походил и стал грамотным, довольно!

— Вот как? А в какой школе ты учился?