Двенадцать замечаний в тетрадке

1. Мелинда безобразно вела себя в Опере; возмутительным поведением мешала товарищам и ходу спектакля (З. М., учитель музыки)

Это мое первое замечание. Я схватила его сразу же по приезде в Пешт, в тот самый день, когда меня записали в новую школу.

Ты не знал моего Тату, да я и не хотела, чтобы узнал. И потому, когда ты спросил про него, буркнула: «Не ваше дело!» Как раз накануне мама сказала, что выходит за тебя замуж. И я ненавидела тебя.

Новая школа мне понравилась — до этого в Пеште не нравилось все. Хотя настроение у меня в тот день было ужасное: идти в школу записываться пришлось с Тантикой, а я настроилась идти с мамой. Уже два месяца я жила в Пеште, но ни разу за это время мне не удалось поговорить с мамой как следует. Мама вечно пропадала в своей больнице, только что не жила там. А когда приходила наконец домой, с нами обязательно торчала какая-нибудь из тетушек. Спали мы все в одной комнате; но и на кухне и в ванной, куда ни пойди, не удавалось ни минутки побыть одной. У нас вообще как-то так получается — мы постоянно толчемся все вместе, и от этого все у нас нервные. В тот день, когда надо было записываться, мамино дежурство в больнице приходилось на вторую смену, но она поменялась с другой медсестрой, чтобы пойти со мной в школу. Я очень обрадовалась этому — поняла, что и она хочет наконец побыть со мною один на один. Как ни странно это звучит, но я не знаю мамы. Тебе известно, что меня с двухлетнего возраста воспитывали дедушка с бабушкой, и жили мы в Тисааре. Мама приезжала к нам, правда, каждый месяц, но я полюбила ее не в эти приезды — полюбила по рассказам Таты: он так о ней говорил всегда, что не любить ее было нельзя. Даже незнакомую, даже издали. Но, как ни верти, а все же странно, если у человека только к тринадцати годам появляется мама по-настоящему, так, что ее каждый день можно потрогать рукой. Значит, надо как можно скорей познакомиться! Но это оказалось никак, ну никак невозможно, и все из-за тетей! Потому что обе тети явно решили, что сами займутся моим воспитанием.

Началось все с записи в школу. Мама, бедняжка, уже оделась, чтобы идти со мной, как вдруг Тантика объявила, что отведет меня в школу сама: она, мол, лицо объективное и лучше объяснит директору школы все сложности моего воспитания. Так и сказала. Расческа остановилась у мамы в руках. Она непонимающе уставилась на Тантику, но спорить не стала. Печально и послушно переоделась и включила стиральную машину. Когда ей грустно, она всегда берется за стирку. Но почему мама обязана поступать так, как желает Тантика? Почему не сказала, что я — ее дочь и что новая школа и вообще вся новая жизнь здесь — это наше с ней общее дело?.. Но она промолчала, а меня, конечно, не спросили.

Школа мне все же понравилась. Понравились металлические ручки на парадных дверях и кружевная колотушка, действительно кружевная, хотя и металлическая. В парадном было прохладно и приятно пахло. Женщина в синем халате аккуратно сметала опилки на каменном полу. Вот такой же запах опилок и стружек стоял в столярной мастерской Таты. Жаль, что не бывает одеколона с этим запахом, я бы, как стала взрослой, только его и покупала. Все двери были из какого-то особенного черного дерева: тогда я еще не знала, что наша школа — архитектурный памятник. Я все оглядывалась на таблички: хотелось отыскать седьмой класс, в котором придется учиться. Но Тантика не позволила терять время, она тащила меня за собой, словно таксу на поводке или малышку из детского сада.

— Где здесь директор? — спросила Тантика нянечку; голос у нее был нетерпеливый, требовательный.

Нянечка поглядела на нее с удивлением, но ответила спокойно:

— Налево, пожалуйста, вторая дверь.

Мы вошли. Комнатка была небольшая, в ней едва поместились письменный стол да несколько стульев. Зато стены веселили глаз: они были сплошь в полочках и подставках, уставленных вазами, подсвечниками и целым зоопарком из пластилина. За столом, спиной к двери, сидела молодая женщина, стройная и тоненькая, как восьмиклассница. Она сосредоточенно вычерчивала какой-то график. Тантика ледяным тоном проговорила:

— Я ищу директора. Очевидно, мне указали неправильно.

— Директор я, — спокойно отозвалась тоненькая женщина и встала.

Пока Тантика излагала причины нашего прихода, я не отрываясь смотрела на директора. У нее были огромные черные глаза, брови же начинались у переносицы и убегали к самым вискам. Гладкая кожа лба, гладкие волосы… Прическа под мальчика словно удлиняет голову. Директор была восхитительна и странно знакома. Ну конечно же: ведь она вылитый Тутанхамон!