Двенадцатая дочь

Приторно щурясь, я предвкусил скорое будущее. Вот Катома валяется у меня в ногах и молит о помощи. И тогда я хмурюсь, играю бровями и говорю Катоме: «Эх вы, уважаемый! С таким трудом я вернул вам наследницу, а нынче вы обратно ее профукали? Ну и что теперь, снова прикажете мне лезть под пули? Обратно под секиры? Подставлять вот эту старую задницу под огонь смертельных заклинаний?»

Катома, безусловно, тут же покраснеет, с размаху рухнет на колени и, осыпая поцелуями подол моего стильного пончо, скажет: «Возьмите все, милый Мстислав Лыкович! Возьмите мой терем, моих рабынь, все мои ушкуестроительные верфи, кольчугоделательные мастерские и терема терпимости. Вот вам чемоданчик с гривнами — здесь сто тысяч, можете не пересчитывать. Заберите все, только найдите мою доченьку. Последний разочек помогите. Обещаю: больше не упущу ее, дурищу эдакую. На цепь посажу, дабы не повадно убегать».

И когда я перестану нагло заламывать цену, я отвечу серьезно и прямо: «Милый несчастный Катома, золотой вы человек! Не надо мне ваших теремов и терпимости вашей тоже не надобно. Не заради звонкого бакса сражаюсь я с глобальными силами мрака, а из врожденного чувства гадливости. И если вы пообещаете мне прямо сейчас — разумеется, письменно, — что ваш подчиненный воевода Гнетич резко прекратит преследовать моего друга Леху Старцева, известного в широких кругах под именем Вещего Лисея Вышградского, то так тому и быть. Оставляйте чемоданчик вот здесь, под лавкой, — и ступайте с миром домой. Можете мне верить: утром ваша дочка как ни в чем не бывало будет радовать вас, чирикая песенки и поигрывая в куколки в уютной бронированной светелке вашего фешенебельного терема».

Катома, безусловно, заключит меня в объятия и подарит пятьсот эскимо. Спасенный князь Леха, в свою очередь, выставит ящик портвейна. Но это — завтра. А сегодня для победы остается мелочь: выманить Метанку из отчего дома. Хе-хе, задачка не для плоских мозгов. Раньше выманивание делалось просто, как два перца об асфальт. Красивейшим жестом я доставал из-за пазухи магический поясок с малиновыми кистями и затягивал на нем корявый морской узел. Хоба-хоп! Где б ни была моя юная ведьмочка, вмиг приходилось ей бросать все дела и спешить к любимому Мстиславушке — выполнять мои законные и вполне естественные пожелания.

Но совсем недавно волшебный поясок пришлось возвернуть хозяйке взад. Казалось бы, грудастая марионетка оборвала последнюю ниточку и освободилась из-под моей власти. Но недаром дядю Славика считают наиковарнейшим волшебником в регионе. Я нащупал новую струнку, позвонче прежней. Речь идет о… тоненькой шелковой ленточке нежно-зеленого цвета, выскользнувшей несколько часов назад из золотистых Метанкиных волос и упавшей на грязноватый пол в моем кабинете.

Не угадали. Эта ленточка не была волшебной.

Однако… она выпала не просто так[12]. Она выпала в некий совершенно конкретный момент. И прежде чем коснуться пола, дешевая и на хрен, в принципе, никому не нужная ленточка превратилась в символ. Читатели мужеского полу могут не напрягать свой объемный мозг, они все равно не поймут, что за символ такой. А вот женщины — существа тонкие, чувствительные — уже догадались, что зеленая ленточка привязывала Метанку гораздо крепче, чем какой-то там волшебный поясок…

Поэтому я не придумал ничего коварнее и гаже, как завязать на этой ленточке очередной в моей жизни памятный узел. И с греческим скороходом Фокой отослал такое вот необычное послание по домашнему адресу посадника Катомы с повелением вручить посадниковой дочке. Лично в белые дрожащие ручки.

Да, я коварный. Мерзкий и подлый. Метанкина психика дрогнула и прогнулась под тяжестью шелковой ленточки. Поэтому не прошло и пяти минут после ухода рыжего Гнедана, не успел я еще заказать новую партию моченых и прекрасно околоченных груш, как вдруг…

Внезапно — трах! Грохот, обломки…

А жаль. Красивое было окно, косящатое.

То, что вломилось в окошко с улицы и разбило его, было смесью мокрого летнего вечера, влажных листьев, дождя и девочки Метанки. Продрогший и оборванный кусок ненастья, тихо визжа, покатился по светлым половицам, оставляя блестящую дорожку. Хлюпая и сопя, ненастье поднялось с коленок, поправило мокрую сорочку на выдающихся грудях и шмыгнуло мокрым же розовым носом. С носа немедля закапало на пол. По углам тревожно затрещали лучинки, в горнице резко запахло статическим электрическим и влажными женскими волосами. Ненастье блеснуло злюще-зеленющими глазами и чихнуло.

— Будьте здоровы, — пробормотал я, роняя огрызок на колени.

— Убью гада, — ласково ответила Метанка, доставая из-за спины мокрый блистающий тесак.

— Эгхм, — заметил я. Отступил на шаг и от радостного волнения повалил столик с пустыми бутылками. Эгхм-хм. До двери далековато. Можно не добежать.

— Сойди с ковра, — мрачно предложила мокрая малютка, надвигаясь и целя лезвие. — Будет некрасивое красное пятно!

— Да стоит ли? Ба-б-баловаться острыми предметами? — пробормотал я.

— Я не балуюсь, — угрюмо заметила девушка. — У меня самые серьезные намерения. Тебя в живот или как?