Двенадцатая карта

Женева не хотела, чтобы он с ней шел, но Джакс сказал, что будет за ней присматривать. Мистер Райм с детективом Беллом тоже встали на его сторону. Кроме того, завтра ему предстояло вернуться в Буффало. Что ж, можно и потерпеть пару часов.

Джакс кивнул в сторону путей:

– Мне нравилось расписывать поезда. Краска на них хорошо держалась… Я знал, что мои работы увидит много народу. В семьдесят шестом расписал целый вагон. Тогда отмечали двухсотлетие независимости, в порту на причале было полно океанских лайнеров. Я изобразил такой корабль на фоне статуи Свободы. – Он рассмеялся. – Говорят, управление метрополитена почти неделю не трогало этот кусок. Может, просто не до того было, но мне приятнее думать, что кому-то там понравилась моя работа.

Женева только что-то проворчала. Ей было что рассказать по этому поводу. Впереди виднелись леса вокруг здания, где она работала до увольнения. Как бы ему понравилось, что ее работа заключалась в оттирании граффити? Может, она даже стерла какие-нибудь его куски. Ее так и подмывало рассказать, но она промолчала.

У первого работающего таксофона на бульваре Фредерика Дугласа она остановилась и начала рыться в поисках мелочи. Отец протянул ей сотовый.

– Не надо.

– Возьми.

Женева, словно не слыша, опустила несколько монет в аппарат и набрала номер Лакиши. Отец тем временем убрал мобильник в карман, отошел на край тротуара и принялся глазеть по сторонам.

В трубке раздался голос подруги:

– Алло?

Женева отвернулась.

– Киш, все закончилось.

Она рассказала про ювелирную биржу, про готовящийся теракт.

– Ничё се, вот дерьмо! Террористы? Я просто в шоке. Ты как сама?

– Нормально.

Женева услышала, как с ее подругой заговорил чей-то голос… мужской. Лакиша зажала трубку ладонью. Приглушенный обмен репликами походил на серьезную перепалку.

– Киш, ты там?

– Да-а.

– Кто там с тобой?

– Да так, никто. Ты теперь где? Не в прежнем подвале, надеюсь?

– Пока там же, где я тебе уже говорила: с тем детективом и его подругой. Помнишь, тот, в инвалидной коляске?

– Так ты у них?

– Нет, я сейчас в центре. Иду в школу.

– В школу? Сейчас?

– Надо забрать задания.

Киш помолчала.

– Короче, подруга, встретимся тогда в школе. Надо с тобой увидеться. Ты когда там будешь?

Женева обернулась на стоящего неподалеку отца: руки в карманах, по-прежнему озирает окрестности. Она решила пока никому о нем не говорить.

– Киш, давай отложим до завтра. Времени сейчас просто нет.

– Ну-у-у-у, подруга.

– Серьезно, лучше на завтра.

– Как скажешь.

Киш положила трубку, но Женева помедлила, не желая идти к отцу.

Наконец она вернулась к нему, и они продолжили свой путь к школе.

– Вон там, в трех-четырех кварталах, знаешь что было? – он показал рукой влево.

– Нет, – буркнула Женева.

– Я тебя как-нибудь туда свожу. Сто лет назад на том месте застройщик по фамилии Кинг отгрохал три огромные многоквартирки и целую кучу особняков. Нанял трех лучших в стране архитекторов. Чудные вышли домишки. Официально застройка называлась «Жилой квартал Кинга». Красивые здания, но дорогие. Уильям Хенди там обитал какое-то время. Знаешь его? Отец блюза, лучше музыканта в истории нет. Мне там доводилось писать кусок. Я не рассказывал? Баллонов тридцать извел, не меньше. Не какой-нибудь тэг кинул, а целых два дня старался… портрет самого Хенди. Даже в «Таймс» фотографию напечатали. Кусок долго оставался нетронутым…

Женева замерла на месте, хлопнула руками по бокам.

– Хватит!

– Жени, что такое?

– Просто хватит, и все. Слышать ничего не хочу.

– Но…

– Мне глубоко плевать на все, о чем ты рассказываешь.

– Я понимаю: ты на меня злишься, детка. Неудивительно после всего. Послушай, я сделал ошибку… – Голос его сорвался. – Но это в прошлом. Я изменился, все теперь будет у нас по-другому. Впредь для меня главное – ты, я уже не такой, как был, когда жил с твоей матерью. Тебя мне и следовало спасать в первую очередь… только не той глупостью, за которую я отправился в Буффало.

– Да нет же! Ты не понимаешь! Дело не в том, что ты сделал – мне противен весь этот мир, которым ты живешь. Мне плевать на этот твой квартал Кинга, плевать на «Коттон-клаб», на гарлемский Ренессанс. Мне не нужен твой Гарлем, терпеть его не могу. Здесь сплошь оружие, наркотики, изнасилования. Тебя могут ограбить ради дешевых позолоченных побрякушек или пояса для похудания. У девчонок на уме только одно: чьи косички и дреды круче. А…

– …а на Уолл-стрит процветают инсайдерские спекуляции, в Нью-Джерси – мафия, в Весчестере люди живут в трейлерных парках.

Женева его не слушала.

– Парни думают только о том, как бы затащить девчонку в постель. Люди, которые на нормальном языке разговаривать не умеют…

– Что плохого в ААПД?

Женева запнулась.

– Откуда ты про него знаешь?

Джакс сам никогда не пользовался языком гетто – отец всегда следил, чтобы сын прилежно учился (по крайней мере пока тот не забросил школу и не начал портить городскую собственность). Однако большинство обитателей Гарлема и не подозревали, что официально их манера общения называется афро-американским просторечным диалектом.