Двенадцатое заклятие

— Вы уже обнаружили, что находите их не по одной и каждая серия страниц передает важный компонент всего учения, которое содержит книга. Но каждая страница обладает своей магией и притягивается к другим страницам, а также к человеку, который ими обладает. Двенадцать страниц, двенадцать заклятий. Достаточно иметь их на руках и знать, что они собой представляют, чтобы сделать вас могущественной и опасной. Собрать не все страницы, а только часть — хуже, но у вас все равно будет преимущество. Чем больше страниц, тем больше власти и удачи.

— Разве леди Харриет этого не знает? — спросила Люси. — Разве она не будет защищаться?

— Несмотря на свой возраст, — сказала Мэри, — она так и не понимает магии. По большому счету. Когда вы были маленькой, Люси, была у вас подруга, которая очень быстро бегала?

— Была, — сказала Люси. — У нас была подруга Элиза, она всегда побеждала, когда мы бегали наперегонки.

— Так уж и всегда? Она никогда не проигрывала?

— Ну, иногда, конечно, проигрывала. Но какое это имеет отношение к защите?

— Допустим, Элиза бегала быстрее всех, — сказала Мэри, — допустим, это действительно так, но это не означает, что она будет всегда побеждать. Она наверняка может победить ваших друзей и даже незнакомого человека, и почти всегда так и будет. Но иногда кто-то другой может бегать быстрее, или у нее устанут ноги, или она будет голодна.

— Обереги могут устать?

— Они растягиваются и изнашиваются, как старая веревка, или могут усиливаться или слабеть, как ветер. Ее обереги действуют почти всегда, но в этот раз они не подействовали, потому что вы сильная, а она старая. Она сильна, Люси. Очень сильна. Сильнее, чем вы можете представить, но не так сильна, как она сама думает, и это — наше единственное преимущество.

— Путешествие продолжается, — сказала Люси, выглядывая из окна. Вдруг ее охватил ужас. — Где мы? Я не узнаю дорогу. Разве это дорога в Лондон?

— Нет, — сказала Мэри. — Мы возвращаемся в Ноттингемшир.

Люси в панике схватилась за край сиденья:

— Только не это! Разве вы не поняли меня? Я должна вернуться в Лондон. Если не вернусь до заката, мое отсутствие будет обнаружено. Они узнают, как долго меня не было. Почему вы меня обманули?

— Потому что знала, вы меня не послушаетесь, — сказала Мэри. — Знала, что вы все равно вернетесь, потому что вас слишком заботит, что о вас думают другие.

— Вы говорите совсем как Байрон.

— Не говорите так! — резко сказала Мэри.

Гнев был внезапным и страшным. Она была похожа на камышовую кошку, приготовившуюся к прыжку. Лицо покраснело, глаза расширились, зрачки сузились. Сквозь приоткрытые губы были видны зубы.

— Я совершенно на него не похожа, и вы никогда не будете мне говорить подобного. И вообще не называйте его имя при мне. Иначе… — И тут она заплакала. Прижала Люси к груди. — Простите меня. Ваши слова невинны, а мой гнев неоправдан.

Люси отодвинулась:

— Вам не нравится, когда вас с ним сравнивают, но вас, как и его, не заботит мое честное имя и репутация. Кто вам дал право решать, что они не стоят того, чтобы ими дорожить? Это моя репутация, Мэри. И я не собираюсь так легко ее портить. У меня нет средств, нет имени, нет положения. Я не могу жить как блудница в глазах общества. Я не так глупа, чтобы не понимать, что то, о чем думает общество, в конце концов станет правдой. Я буду противиться, но мне нужен хлеб, и в конце концов я стану той, о ком говорят люди.

— Нельзя навязать судьбу, которую ты не принимаешь, — сказала Мэри и широко улыбнулась, как гордая мать.

— Я благодарна вам за доверие, но я должна вернуться в Лондон. Поверните назад, пока еще есть время.

— Вам нельзя в Лондон, — сказала Мэри. — Там вскоре начнутся события, на которые даже вы не сможете повлиять. В Лондоне вскоре начнется хаос.

— Мои друзья в Лондоне, — сказала Люси.

— В Лондоне много людей, но ничего не поделаешь, — сказала Мэри. — Настало время для начала перемен. Это неминуемо, а революции не бывают мирными, спокойными и легкими. Хотелось бы, чтобы это было не так, но это невозможно. Революции должны быть кровавыми. Можете обвинять меня в жестокости, но люди, которые вступили в союз с ревенантами, готовы страдать за то, что считают благим делом, поэтому другого выхода нет. Я привела механизм в действие, и теперь мы бессильны остановить то, что начали. Остается только бежать от смерти и разрушения.

До какой степени это было метафорой, домыслом или чистым вздором? Люси не знала. Мэри не лгала ей, Люси была в этом уверена, но часто недоговаривала, когда ей это было выгодно, и Люси устала оттого, что ею манипулируют, переставляют, как фигурку на доске. Настало время принимать решения самой.