Двенадцатый год

...Затем, перейдя к предмету, по случаю которого он меня посылал, он повторил, что был очень рад воспользоваться мной, чтобы сообщить Государю все, что он не мог изложить в своем письме, и сказал мне, что от Его Императорского Величия положительно зависело принудить англичан просить мира, что меры, принятые во Франции, в Италии, в Германии, были на столько сильны, что англичане, надеясь только на берега Балтийского моря, отправились к ним с 600 кораблями, что, следовательно, необходимо было для блага континента и чтобы ускорить мир на море, чтобы Россия заперла для них все свои гавани*, или, что было бы еще решительнее и повело бы к ее выгоде и к убытку врага, - это впустить и конфисковать их в пользу правительства, которое получило бы миллионы, как поступило французское правительство, что же касается до поведения Пруссии в этом случае, то, он говорил, ее можно похвалить с тех пор, как Гарденберг* принял управление делами, что он очень хорошо знал, что этот министр не был из его друзей, но что он отличил в нем здравый рассудок и уменье понимать положение своего отечества, чтобы поставить его на ноги, что вообще можно было ожидать скорого и решительного результата от всех этих мер только в том случае, если употреблять их точно и во всем их объеме; что, в противном случае, позволяли себе исключения и цель не будет достигнута. Затем он мне говорил, что не может укорить себя в отношении к России, что он ее положительно уверяет, что между ним и Австрией не существует никакого трактата против нее, что эта держава похвасталась, если утверждает противное. Более вероятности, что Франция одна объявила бы войну России, чем полагать, что она вступает в союз с Австрией, что это последнее обстоятельство было положительно невозможно и что сверх того он пришел к убеждению в бесполезности коалиции, намекая при этом на кампанию 1809 года; что он не преминул со времени тильзитского мира сообщить Вашему Величеству все трактаты и конвенция, которые он заключил с какой-либо из держав; что он, таким образом, передал Его Величеству все касающееся переговоров Морлекса, что англичане были главными противниками, с которыми он не мог иметь сношение ни в одном пункте, даже в промене пленников; что он шел даже до того, что соглашался предложить им трех союзников, то есть одного англичанина, одного испанца и одного португальца, вместо двух французов; но что они ничего не хотели слушать и требовали поголовной выдачи пленников обеих наций; что он не мог на это согласиться ввиду того, что у него всего навсего было осемнадцать тысяч англичан и что французов было в Англии больше 56 тысяч. К этому он прибавил, что он очень был бы рад, если бы Финляндия, Молдавия и Валахия цринадложали России*, что он считал уже эти провинции русскими и что ошибались, приписывая ему желание вступить в союз с Турцией, доказательством чего может служить его речь в законодательном собрании, где он высказался по этому поводу; что его принципы и его политика остались неизменны и что в следующей речи он повторит то же самое, если обстоятельства заставят его говорить по этому предмету; что существовали две только вещи, которые могли расстроить согласие двух империй, в прочности которого обе были так живо заинтересованы, одна - это если Россия решилась бы заключить мир. отдельно с англичанами, другая - если бы она захватила в Турции больше, чем течение Дуная, как это было постановлено в Эрфурте. Если дело идет только о русле Дуная, я с удовольствием соглашаюсь; если пойдете далее - я объявляю вам войну; существование Турции есть предмет слишком важный для политики Европы, чтобы я мог равнодушно относиться к ее раздроблению.

Париж, 9/21 апреля 1811 г.