Двенадцатый космонавт

Отступиться от своей мечты Береговой не мог и не хотел. После полета Гагарина пилотируемая космонавтика стала реальностью. Георгий Тимофеевич буквально «заболел» космосом. Возраст? Но что такое сорок лет? Разве это старость? Нет, это возраст, в который к человеку приходит настоящий опыт, когда уже есть и хороший багаж профессиональных знаний, и способность трезво оценивать обстановку, принимать взвешенные и рациональные решения. Береговой считал, что накопленный им за многие годы авиационной работы опыт летчика-испытателя поможет освоить и пилотирование космического корабля. Ведь полеты в космос – это тоже испытания новой летной техники, только техники еще более сложной, необычной и совершенной...

Но с другой стороны сорок лет – это для летчика все-таки солидный возраст. А если и вправду подведет здоровье? Тогда, после сурового вердикта медиков, можно будет распрощаться не только с мечтой о космосе, но и с практической испытательской работой.

Поэтому перед тем, как подать еще один рапорт и твердо настаивать на своей просьбе о зачислении в отряд космонавтов, Георгий Тимофеевич решил подстраховаться и проверить себя и с позиции возраста, и с точки зрения медицины.

Позднее Георгий Тимофеевич Береговой вспоминал:

«Изложил я все эти соображения своему давнему знакомому врачу Евгению Алексеевичу; он проводил ежегодно у нас врачебно-летные комиссии и знал мой организм не в пример лучше меня самого.

- Значит, подпольно примериться решил? - улыбнулся Евгений Алексеевич. - Так за чем дело стало! Ложись. У тебя же все равно на носу очередная врачебно-летная комиссия. Заодно уж и как потенциального космонавта обследую; требования к ним в основном мне известны.

Лег я в госпиталь. Лежу вместо обычной ежегодной недели что-то около месяца. Из конструкторского бюро уже названивать стали: в чем, дескать, дело, почему задерживаете?

- Надо! - отвечает всякий раз Евгений Алексеевич. - Здоровье - вещь хрупкая. Исследуем...

Проверил он мой организм, что называется, по всем стыкам и швам. Насчет своего знакомства с требованиями, предъявленными к космонавтам, Евгений Алексеевич, как выяснилось, немножко поскромничал.

Перед выпиской из госпиталя он пригласил меня к себе в кабинет. Хоть и крепко я верил, что со мной все в порядке, но волновался здорово, когда шел к нему.

- Отклонения у тебя от нормы, конечно, кое-какие есть, но несущественные, - сказал он мне и, помолчав, твердо прибавил: - Словом, если придется проходить комиссию официально, пройдешь!