Дверь

А когда запах жареного мяса пересилил все парфюмерные запахи, она вдруг подумала, что ей же ему отдаваться надо. Она снова села на доску и снова заплакала - не было у нее еще этого.

- Лев Николаевич, мне что на себя надеть - у вас не найдется?

- Лев, без Николаевич.

Он перекинул ей через занавеску рубашку в голубую клетку и голубые спортивные трусы с белой каемочкой.

- Если в трусы не залезешь, что-нибудь другое поищем.

Но Зинка залезла.

Когда она вышла из ванны, он дал ей красивые шлепанцы на каблучке.

- Мадам забыла. Придет - заберет вместе с магнитофоном. Считает, что мне, кузнецу, магнитофон не нужен.

- Мясо! - крикнула Зинка. Они столкнулись плечами у плиты. Выключайте и прикройте тарелкой. Травы никакой нет? Можно траву под тарелку набросать. Тогда ароматом пропитается. Петрушку, скажем, сельдерей.

- Нету, детка, - сказал он.

Они ужинали в комнате на красивых тарелках.

Зинка неторопливо и как-то само собой рассказала всю свою жизнь. Всплакнула, когда говорила о матери. О девчонках из общаги так сказала, прижав к груди вилку:

- Ну вот знаешь, Лев, не верю. Хоть и факт, а не верю - раздвоение личности.

- В жизни всякие раздвоения бывают. Ты кофе будешь или чай? Моя мадам кофе любила. Всю посуду со стола уберет, чашечки поставит маленькие, музыку включит и кофием лакомится. Аферистка она. Я с ней в пивбаре познакомился. Сижу - ликую. Идет, красивая. Оказываю вежливость присаживайтесь. Присела. Улыбается. Говорит: "Брата ищу". Приехала, мол, к брату, а его нет. Может быть, пошел пива попить, он любитель. Может, в командировке. Мы с ней посидели. Выпили по кружечке. Я ее до брата проводил. А он дома уже, оказывается, в кино был. Заходите, мол, гостем будете - и праздник! И на второй день - праздник! И на третий - я с работы отпросился. На четвертый - заявление в загс. Потом она мне объяснила, что давно меня на крючок взяла. А нужна ей была прописка ленинградская. Денег-то у нее нет на фиктивный брак. Да и зачем, с дураком-то и имущество кое-какое нажить можно. Да тьфу на нее. Ну не хочу о ней даже думать. Пусть вот чем хочет, тем и подавится...

Зинка быстро убрала со стола и, словно кто ее подтолкнул, села к фортепьяно.

- Ты и это умеешь, - прошептал Лев. - Этот инструмент моей первой жены. Умерла при родах...

Он сидел, слушал, как Зинка играет, потом пошел на кухню. Вымыл посуду. А потом затих.

- На, - сказал он, войдя в комнату через некоторое время. - Постели себе на диване. А я пойду прогуляюсь, что-то расшевелила ты во мне нашатырное.

Зинка играла долго. И, постелив, долго лежала - не спала, все ждала его и почему-то тревожилась. "Только бы не очень пьяный пришел, думала, - от очень пьяного очень пахнет". И слезы текли по ее щекам, и она незаметно уснула.

Проснулась она потому, что ее трясли за плечо. Она села. Помигала. Протерла глаза кулаками. Перед ней стоял Лев.

- Ну и спать, - сказал он. - У людей обед.

- А я поздно уснула, все вас ждала.

Он улыбнулся и кивнул ей, и она улыбнулась и кивнула ему. Он протянул ей коробку.

- Подарок.

В коробке были белые босоножки.

- Примерь.

Она отбросила одеяло: она так и спала в рубашке в голубую клеточку и голубых спортивных трусиках.

- Прелесть, - сказала она. - У меня туфли есть в сумке, в камере хранения. - А сама уже надела босоножки и смотрела на свои ноги то с одного бока, то с другого. А перед зеркалом даже сплясала.

- А я у знакомого ночевал, - сообщил ей Лев. - Пива выпили - подумал, чего девчонку пойду пугать.

Зинка покраснела. А он сказал:

- Иди глаза сполосни - яичница уже на столе.

Утром перевода от отца не было.

Днем перевода не было.

Вечером не было.

Съездили, взяли вещи из камеры хранения.

- Что-то случилось, - сказал Лев. - Тебе нужно срочно лететь. Завтра пойдем в аэропорт, там у меня Маня в кассе.

После ужина он попросил ее поиграть, потом сказал тихо:

- Ложись, - и вышел.

Зинка заробела. Ноги стали ледяными, пальцы рук тоже. Она постелила себе на диване и легла, прижавшись к стене. Потом вскочила, вытащила из сумки подаренные отцом на окончание школы французские духи "Papillon". Надушила волосы, грудь и под мышками и, клацая зубами, снова забралась под одеяло.

Лев ходил по коридору, вот остановился около двери, постоял. В щели пробился дымок от его сигареты.

- Зинаида, спишь?

- Нет, - ответила Зинка. Ее колотило.

- А ты спи. Я пойду - дело у меня. Ты о чем-нибудь хорошем вспомни, лучше всего о собаке, и сразу уснешь.

Лев ушел. Хлопнула дверь.

Зинка ревела. Била кулаком подлокотники. Потом хохотала, потом захотела есть. Пошла в кухню, поставила чайник и съела толстый бутерброд с колбасой. Потом вытерла рот полотенцем и, наверное, с минуту простояла в коридоре перед зеркалом. И от вида своей шеи, груди, живота, крепких ног, от их красоты, от всего этого, такого чистого, поднялось в ней желание. Оно испугало ее, оно заслоняло ее разум, как темная воля. Зинка стиснула груди, выгнулась и, чтобы спастись, не завыть, сильно ударилась головой в стену.