Дверь Ноября

Мир звенел тоненько, как комар. Плавая в этом звоне, Янка всё пыталась встать, пока рука Тота не вздёрнула её на ноги. Из дыры в углу дома вырывалось жадное пламя. Тот что-то кричал, губы шевелились, но комариный звон и собственное шумное дыхание заглушали все прочие звуки. Янка вырвалась и поковыляла прочь, всё быстрее, быстрее, словно пытаясь вытряхнуть звон из головы, подспудно догадываясь, что он не вокруг, а внутри.

За спиной постепенно оседал на землю горящий дом. Янка старалась не спотыкаться, только всхлипывала и слизывала с губ солёное. Сумка стучала по бедру. В носу что-то мерзко хлюпало. Шагов через десять Янка догадалась провести под носом ладонью и озадаченно уставилась на красные разводы на пальцах, осознав, наконец, что же такое солёное было на губах.

Звон рассеялся ещё через десяток шагов, хотя звуки всё равно казались неправильными, словно во сне или под водой. Янка заставила себя обернуться, но не увидела ни пожара, ни Тота. Только где-то вдалеке над домами поднимались клубы чёрного дыма, да еле слышно грохнуло, толкнув в пятки. Ухватившись за стену, Янка помотала головой и, заметив открытую дверь подъезда, нырнула внутрь. В подъезде было темно, пыльно и тихо. Ноги укутывала белёсая дымка – не то пыль, не то туман. Янка подсветила себе фонариком телефона, бросила сумку на пол и уселась на ступени, пытаясь понять, что делать дальше.

Без Тота не выбраться. Но рядом с Тотом всё взрывалось или бросалось на них – и Янка чувствовала, что это связано с тем архэ, которое Тот подарил Ноябрю.

«Что это за подарочек, за который пытаются убить?!»

Луч фонарика, почти осязаемый в густеющей дымке, скользил по стене, ржавой шеренге почтовых ящиков, одним концом упавшей на пол, и завалившим пыльные ступеньки бумажкам. Янка протянула руку и перевернула ближайший листок.

Мир дрогнул.

«For Viccc

From ;) »

И два танка в кривоватом сердечке.

Янка рисовала это давным-давно, ещё летом – и в одну из встреч «в реале» подкинула Вику в рюкзак. Вот и след от карандашного наброска, и складка на уголке… Та самая открытка. Лежит в пыльном подъезде в мёртвом городе посреди Ноября.

Посреди мира забытых, ненужных, выброшенных вещей.

В самом настоящем нигде.

Внутренний голос шипел без слов – злость, обида, отчаяние, словно тот проклятый телефонный разговор произошёл только что, и Вик сейчас, прямо сейчас снова признался, что она ему не нужна, и…

Янка скрючилась, пряча лицо в ладонях, а потом вскочила на ноги, словно распрямившаяся пружина, пнула затрясшиеся от удара перила, схватила сумку и буквально вылетела на улицу. За её спиной обрушились на пол почтовые ящики. Янка нырнула в кривой проулок, из него в следующий, и в следующий, как в лабиринте утопая в мёртвом городе Ноября, всё глубже и глубже, по щиколотку, до середины икры, по колено в белёсом тумане, но остановиться не могла. Остановиться – это остаться наедине с болью, к которой, как ей казалось, она уже почти притерпелась, но… только казалось.

Последний переулок завёл в тупик, обернувшись глухим узким двором. На створке распахнутого окна третьего этажа раскачивался ржавый утюг, обмотавшийся проводом вокруг ручки. Гипнотически медленно, вправо-влево, как маятник невиданных часов.

Несколько секунд Янка стояла, заворожённая размеренностью движения, и только провожала утюг взглядом, раз-два, раз-два, туда-сюда.

А потом провод лопнул, и утюг обрушился вниз. Отпрыгни Янка хоть мгновеньем позже – вряд ли бы её спас даже капюшон, а так утюг только стеганул хвостом провода по щеке и разлетелся на детали от удара об землю.

Янка метнулась прочь в диком, животном ужасе. В голове было гулко и пусто.

Возможность соображать вернулась только через несколько минут бестолкового бега, и вдруг всё встало на свои места: Тота никто не преследовал, вернее… Тота преследовал сам мёртвый город, вещи, хранящиеся в нём.

И Янку заодно.

В памяти само собой всплыло: «Пусть мёртвая земля хоть на капельку станет… живее».

Вот, значит, как Ноябрь становится живее от подаренного архэ?! Взрывами? Сходящими с ума мусорными баками и утюгами?

Во что Тот втянул Янку? Попытки оживить мёртвое… Что за зомби-апокалипсис?!

А переулки всё петляли, свиваясь в бесконечность, и оказавшись снова в том же самом дворе, у обломков утюга-камикадзе, Янка содрогнулась, с ослепительной ясностью вспоминая другие слова невыносимо скупого на объяснения Тота: «Можно ли пройти бесконечность насквозь?»

Она отошла от рельсов, вот в чём дело. Их не было вокруг, ни на одной из тех улиц, улочек и переулков, которые Янка пробегала. И теперь ей предстоит блуждать по ним… вечно?!

…Ящик, через который Янка перелезала, коварно провалился, хватая за щиколотку, Янка рухнула на землю с коротким воплем, кое-как высвободила ногу, встала, всхлипнула, подобрала сумку и рывками расстегнула ветровку – от бега по телу разлился душный пульсирующий жар.