Дверь с той стороны

Лифт стремительно пролетел по шахте; звонко щелкнул шлюз энергодвигательного корпуса, и кабина замерла. Капитан вышел. Вспыхнуло табло, голос повторил написанные красным слова: "ОСТОРОЖНО! ПРОВЕРЬ ИНДИКАТОР!" Капитан привычно коснулся нагрудного кармана. В этом корпусе следовало быть внимательным.

Проходя мимо узких дверок, Устюг прислушался к негромким голосам:

"Я первый накопитель. Энергия - норма. Расхода нет".

"Я второй накопитель. Под нагрузкой. Расход - одна десятая".

Устюг машинально кивал в ответ на рапорт каждого автомата. Кивал просто по привычке: на деле он их даже не слышал. Он и так знал, что накопители в порядке. А вот батареи...

По узкому трапу он спустился к батареям.

"Я первый блок. Вышел из строя. Опасности нет".

Капитан глянул на свой индикатор. Опасности не было.

"Я второй блок. Вышел из строя. Опасности нет".

Капитан протянул руку к дверце. Нажал предохранитель. Отворил.

Пахло холодной гарью. Сгоревшая изоляция теперь осела и покрывала пол, словно кто-то в спешке и страхе жег здесь бумаги. На самом деле тут сгорело нечто большее, чем секреты: судьба тринадцати человек. Но пепел - не самое страшное... Капитан ладонью счистил остатки сгоревшего защитного слоя, нагнулся, вгляделся. Тончайшие пластины батарей - вот что было главным. Они были просты, изготовить их заново вроде бы не составляло труда - одну, десять, даже сто. Но точность сплава, отделка поверхности... И к тому же, сто - куда ни шло, но в шести блоках их было более полумиллиона. Это была бы задача на годы. Годы требуют великого терпения. Хватит ли его? Об этом размышлял капитан, вертя в пальцах обрывок изоляции. Потом сигнал прервал его мысли: зажужжал аппарат на стене. Он ответил.

- Капитан? - В голосе Веры была тревога. - Вы нужны здесь, капитан. Быстрее, пожалуйста...

По голосу он понял: что-то произошло.

Выйдя из каюты в салон после маленькой ссоры с Истоминым, Инна остановилась. Идти в бар одной было все-таки неприлично, хотя это происходило и не в городе, а на корабле, где все всех знали. Именно здесь, чтобы не опуститься, надо соблюдать все условности, принятые в мире. Лучше всего пригласить Нарева: рыцарь. И с ним интересно.

Она постучала, сразу же вошла - испуганно улыбнулась, потом улыбка стала лукавой. Она прошептала извинение и отступила в салон.

Настроение у нее сразу испортилось.

Так никого и не найдя - из тех, конечно, кого стоило искать, - она, подавляя внутреннее сопротивление, направилась в бар одна. Еремеев сидел там в одиночестве. Инна сделала большие глаза.

- Валентин, что с вами? Вы поссорились?

Она, конечно, видела, что они не поссорились - Еремеев был настроен благодушно. Это и укололо ее: сама она чувствовала себя далеко не так хорошо.

- Нет? А я подумала...

Сегодня вечером занимать общество предстояло Карачарову. Он согласился на это с неохотой, но, в общем, говорить о своем деле ему всегда нравилось, независимо от того, кто его слушал. И он решил не столько рассказывать, сколько просто вслух поговорить самому с собой о пространстве - и о том, что бескрайне простиралось за округлыми стенками их мирка, и о сопространстве, которое было рядом, и все же не воспринималось никакими органами чувств.

Физик уселся в одном из кресел салона, кивнул Петрову, без которого теперь салон просто нельзя было представить, и тут же отвернулся, боясь, что старик сочтет это движение приглашением к разговору. Готовиться нужно было именно в салоне: иногда та форма изложения, что вызревает в тесной комнате, совершенно не звучит в обширном зале - даже если ты оперируешь только фактами. А тут ведь - сплошные гипотезы. С какой же, кстати, начать?

Физик задумался. Бромли полагает, что сопространство это область высших линейных измерений. По представлениям Симоняна, сопространство связано с нашим обратной зависимостью, и пока наше пространство расширяется, то, другое, сжимается - поэтому-то рассто* яния в нем преодолевать так легко. Ассенди, идя от геометрических представлений, считает, что...

Он запнулся: что-то помешало думать дальше. Не новая мысль, еще нет, но ее предчувствие. Тут надо было обратить внимание на что-то, поставить нотабене в памяти. На что-то, что могло оказаться очень существенным - непонятно, правда, для чего. Карачаров. уже знал это предчувствие и привык доверять ему. Ну-ка, пройдем все сначала. Бромли, значит, полагает, что...

Додумать не удалось. В салон ворвался Еремеев; он мчался, словно на поле в атаку. Инна поспевала за ним, вцепившись в рукав. Еремеев рванулся - Инна едва удержалась на ногах, подскочил к двери каюты Нарева, шагнул внутрь. И тотчас что-то упало, и раздался женский крик.