— Тебе не удастся отправить его без остальных частей моего тела, а остальные части намерены какое-то время побыть здесь.
Лицо Мондейла потемнело. Губы сжались и побелели. Казалось, еще чуть-чуть, и он бросится на Дэна с кулаками.
Но Дэн заговорил до того, как капитан успел совершить что-либо опрометчивое.
— Послушай, ты не можешь снять меня с расследования, которое я начал вести с самого начала, если я не напортачу. Ты знаешь, таковы правила. Но я не хочу собачиться с тобой. Меня это отвлекает. Поэтому давай заключим перемирие, а? Я тебя не цепляю, веду себя как пай-мальчик, а ты не путаешься у меня под ногами.
Мондейл молчал. Тяжело дышал и, похоже, не решался заговорить, опасаясь, что сболтнет лишнее.
— Мы не очень любим друг друга, но это не та причина, которая может помешать нам работать вместе, — добавил Дэн, чтобы окончательно успокоить Мондейла.
— Почему ты не хочешь отказаться от этого расследования?
— Потому что оно интересное. Большинство расследований убийств скучны. Муж убивает бойфренда жены. Какой-нибудь псих убивает женщин, которые напоминают ему мать. Один торговец наркотиками убивает другого торговца наркотиками. Я сталкивался с этим сотню раз. Наводит тоску. А вот здесь, думаю, что-то особенное. Вот почему я не хочу отдавать это расследование. В жизни нам всем необходимо разнообразие. Вот ты, Росс, носишь только коричневые костюмы, и это твоя ошибка.
Шпильку Мондейл проигнорировал.
— Так ты думаешь, на этот раз у нас громкое дело?
— Три убийства… ты не считаешь, что это привлечет внимание?
— Я имел в виду что-то действительно громкое. Вроде семьи Мэйсона или Душителя из Хиллсайда.
— Вполне возможно. Все зависит от того, как пойдет расследование. Но, да, я предполагаю, что это та самая история. Которая увеличивает продажу газет и повышает рейтинги новостных телепрограмм.
Мондейл задумался над словами Дэна, глаза его затуманились.
— Настаиваю я только на одном. — Дэн наклонился вперед, положил руки на стол, изобразил на лице суровость. — Если я буду вести это расследование, то не хочу тратить время на разговоры с репортерами, на интервью. И твоя задача — не подпускать этих мерзавцев ко мне. Пусть сколько хотят снимают кровавые пятна, чтобы им было что показать в дневном выпуске новостей, но рядом со мной их быть не должно. Общаться с ними — не по моей части.
Туман в глазах Мондейла рассеялся, он встретился с Дэном взглядом.
— Да, конечно, никаких проблем. От прессы иной раз одна головная боль. — Возможность покрасоваться перед телекамерами и побеседовать с репортерами Мондейла только радовала. — Я возьму их на себя.
— Отлично.
— И ты будешь докладывать результаты мне, никому, кроме меня.
— Естественно.
— Каждый день, подробный отчет.
— Как скажешь.
Мондейл смотрел на Дэна, не веря своей удаче, но и боясь ее спугнуть. Каждый человек любит помечтать. Даже Росс Мондейл.
— Учитывая нехватку сотрудников и все такое, разве тебе нечем заняться? — спросил Дэн.
Капитан направился к своему кабинету, остановился через пару шагов, обернулся.
— Пока у нас есть трупы двух достаточно известных психологов, а известным людям нравится узнавать всякие новости об известных людях. Так что ты сможешь выйти на другой уровень, отличный от того, на котором находился, когда расследовал убийства наркодилеров. А кроме того, это расследование привлечет пристальное внимание прессы. Так что мне, скорее всего, придется встречаться с начальником полицейского управления, членами комиссариата, может, даже с мэром.
— И что?
— Поэтому не наступай ни на чьи мозоли.
— Об этом не волнуйся, Росс, я никогда не стану танцевать с этими парнями.
Мондейл покачал головой: «Господи!» Дэн проводил капитана взглядом. А оставшись один, вернулся к спискам.
8
Небо просветлело, из черного стало серо-черным. Заря еще не выползла из своей норы, но уже подобралась к выходу из нее, и оставалось десять или пятнадцать минут до ее появления над холмистым горизонтом.
Автомобильная стоянка у «Вэлью медикэл» практически пустовала, темноту на ней разгоняли лишь редкие круги света от подвешенных на столбах натриевых ламп.
Сидя за рулем своего «Вольво», Нед Ринк сожалел о том, что ночь подходит к концу. Он предпочитал ночную жизнь, был совой, а не жаворонком. До полудня мало что соображал и лишь после полуночи становился самим собой. Такая особенность его организма программировалась на генном уровне, потому что в этом он ничем не отличался от своей матери. У них обоих биологические часы шли не так, как это бывает у большинства людей.