Дверь в никуда

Внезапно Мартин разозлился. Раздражение уже давно копилось в нем, и направлено оно было прямо на Стива. Мартин не мог сердиться на жену, пока еще не мог, потому что она была слишком измучена всем пережитым, но Стив! Это другое дело, его лицо, такое, каким он видел его тогда, под Рождество, темное и измученное, стало перед Мартином совершенно явственно. Тут же припомнилось другое – в какой близости лежали его жена и этот человек там, где они находились все те страшные часы. Со стыдом Мартин почувствовал, что его душит ревность. То пространство, которое в развалинах разделяло Энни и Стива, ему сейчас казалось значительно меньшим, чем расстояние, отделявшее его от жены, лежащей с ним в одной постели и только что отдавшейся ему. Гнев неудержимо нарастал в груди, и кулаки сами собой сжимались под одеялом. Мартин и раньше не испытывал к этому человеку ни особой симпатии, ни каких-либо теплых: чувств, а теперь прибавилось и все то, что он точно знал – Стив его соперник, и соперник грозный. И борьба с ним будет нелегкой.

– Но ведь она МОЯ ЖЕНА! Энни со мной, здесь в этом безмолвии супружеской спальни.

Ему показалось, что Энни пошевелилась, и он замер, затаив дыхание, надеясь, что ее рука прикоснется ласково и доверчиво к его плечу, как бывало не раз после их близости… Ничего не произошло.

В мыслях, слегка затуманенных выпитым вином, с яростным наслаждением и мстительным чувством Мартин в деталях планировал как завтра поутру он поедет прямо в больницу, пройдет к Стиву, станет у его кровати и скажет в лицо все, что о нем думает. Он потребует от этого наглеца, чтобы тот оставил его жену в покое.

Гнева и решительности, считал Мартин, у него вполне достаточно, чтобы удержать Энни и сокрушить любое сопротивление. Когда, наконец, он уснул, сны его были тяжелыми и мстительными.

Утром весь гнев исчез. Он побрился и спустился вниз в столовую, испытывая легкую головную боль.

Мартин знал, что ни в какую больницу он не пойдет. Да и вообще это было не в его характере: ругаться с кем бы то ни было, даже с Энни. Нет, особенно с Энни. Он посмотрел на ее бледное, измученное лицо, и, ему стало стыдно за свои вчерашние мысли. Энни казалась как-то особенно беззащитной и несчастной, и поэтому когда ему пришло время ехать на работу, Мартин обнял жену и прижался лицом к ее волосам, а она в ответ тоже легонько прижалась к мужу, хотя и не глядя на него. И, удовлетворившись этим, он покинул дом.

Ощущение своей отстраненности от всего проходящего вокруг не покидало Энни. Оно окрашивало неуютным, тусклым светом все ее существование, ежедневные домашние заботы. Энни автоматически занималась домашними делами, ходила по магазинам, покупала продукты, стирала белье и укладывала его в шкафы и комод, гуляла с мальчиками, чувствуя, как с каждым днем становится все сильнее физически, а по вечерам она сидела рядом с Мартином, прислушивалась к окружавшей их тишине и страх изо всех щелей наползал на нее. Ночами ее по-прежнему одолевали кошмары с грохотом и внезапно наступающей темнотой, и тогда Энни просыпалась в ознобе и пыталась почувствовать сквозь пелену кирпичной пыли, затягивающей сознание, рядом кого-то близкого. Она несколько раз ездила в госпиталь, чтобы показаться специалистам и пройти новые обследования. Она побывала во всех кабинетах терпеливо покоряясь собственной участи, вновь позволила медицинским приборам временно завладеть ее телом, и только после того, как выполнила все необходимое позволила себе пойти в палату к Стиву.

Первый раз после того, как Энни выписалась они увиделись уже через несколько дней, но им показалось, что эта тягостная разлука длилась месяцы. В то утро, когда она решила навестить Стива, Энни поднялась в свою комнату и тщательно обдумала, что одеть, Потом решила немного накраситься, и вдруг оказалось, что от волнения у нее так дрожат руки, что она испачкалась косметикой.

– Я веду себя совсем как девчонка, – глядя на свое отражение в зеркало, подумала Энни. От этой мысли и от того, что было странным переживать чувства, испытанные в далекой юности, она рассмеялась, но ее сердце продолжало взволнованно колотиться.

Энни вышла из притихшего дома и пошла на станцию метрополитена. Тут же ей припомнилось, как она вот также шла однажды, в разгар зимы, и снежные хлопья кружились на ветру вокруг нее. Утро тогда было холодное, как и сегодня, но теперь под квадратиками живой изгороди в саду уже появились первые подснежники, а за ними сквозь мерзлую землю прорезались бледные наконечники длинных и узких, как пики, листьев крокусов. Когда молодая женщина увидела первые цветы, ей показалось, что она вошла в солнечный луч. Точно также ощущение полноты жизни она испытала в тот день, когда ее перевели из реанимации в общую палату. Стив тогда понял и разделил ее радость, и то, что сейчас это чувство вернулось, еще сильнее потянуло Энни к Стиву.