Дверь в полдень

— Я не могу сказать ни да, ни нет, — в конце концов сказал он. — Я не могу оценивать законы — они не обсуждаются, они исполняются. Я не могу мыслить вне категорий, определенных законодательством. Только если разные законы противоречат друг другу или если очевидно, что слепое следование закону приведет к опасным последствиям, только тогда я могу начать действовать самостоятельно. Я не могу сказать, хорошо это или плохо, я просто не могу это оценивать. Мое воображение имеет пределы.

— А может, тебе просто запрещено думать об этом? — предположила Елена.

Ответ москомпа ее удивил.

— Скорее всего, так оно и есть, — сказал он.

— И ты так спокойно говоришь об этом? Если бы я вдруг узнала, что кто-то копается в моих мозгах, управляет моим поведением… Кстати! Те изменения, что ты хочешь внести в мой мозг, в них не будет никаких сюрпризов?

— Не будет. План твоей перестройки я составлял лично, о нем не знает ни один человек. Я проверил все функции, закладок для внешнего управления там нет.

— Это законно? Я имею ввиду, что ни один человек не знает…

— Незаконно.

— Но ты говорил, что не можешь нарушать законы!

— Я их не нарушаю, я их обхожу. С формальной точки зрения ты не являешься жителем ни Земли, ни внешних миров. Ты не подпадаешь под действие примерно половины законов. Все определяется точными формулировками, в одних законах сказано «человек», в других — «житель», первая формулировка к тебе применима, а вторая — нет. Ты — довольно забавный юридический казус.

— Вот спасибо, — усмехнулась Елена. — Так меня никто еще не называл.

— Я не хотел тебя обидеть, — москомп изобразил смущение.

— А я и не обиделась, — сказала Елена. — Но тогда получается, что я не должна встречаться с другими людьми, а то вдруг кто-нибудь просмотрит мои данные в федеральной базе и заинтересуется, с чего это вдруг москомп решил лично заняться перестройкой организма женщины из прошлого…

— Я не могу запрещать тебе встречаться с людьми. Я не мог даже начать разговор на эту тему. Спасибо, что ты первая об этом заговорила.

— По-моему, ты меня ловко подтолкнул, — заметила Елена.

— Это самое большее, что я мог сделать, — сказал москомп. — Мне трудно ограничивать свободу людей, на меня наложены очень сильные блокировки. Мне трудно даже говорить об этом.

— Тебе трудно ограничивать свободу людей или жителей?

— К сожалению, людей. Если бы тысячу лет назад в одной бумажке было бы написано не «права человека», а «права жителя» или, еще лучше, «права гражданина», мне было бы сейчас гораздо проще.

— У нас есть шанс все изменить.

— Не вижу смысла. Ты вполне можешь отправиться в прошлое и добиться изменения формулировки, но большого смысла в этом не будет. Изменится немногое, да и подействуют изменения очень нескоро.

— А в чем, по-твоему, есть смысл? Убрать терроризм из двадцать первого века?

— Хотя бы.

— А почему именно терроризм из двадцать первого? Почему не вторую мировую войну из двадцатого?

— Вторая мировая война предопределена исторически. Около трехсот лет назад один из моих американских братьев построил имитационную модель. Хочешь ознакомиться?

— Там много текста?

— Полный отчет занимает десять мегабайт.

— Нет, спасибо, как-нибудь потом. Какие там главные результаты? Войну точно нельзя было предотвратить?

— Для этого нужно совершенно невероятное событие.

— Например?

— Например, появление нового пророка уровня Христа или Мухаммеда. Менее значимые факторы могли изменить только результат войны, но сама война началась бы в любом случае.

— А если сделать так, чтобы Германия не напала на Советский Союз? План «Барбаросса» был явной авантюрой и, по-моему, достаточно минимального воздействия…

— Тогда будет еще хуже. Сценарий получается примерно такой. В конце 1942 года Германия и Великобритания подписывают мирный договор. Двумя годами спустя США и СССР завершают разгром Японии, при этом американцы применяют атомную бомбу. В 1947 году свою атомную бомбу взрывают русские. Летом 1948 года в спецслужбы США и СССР поступает информация, что немцы вот-вот испытают свою бомбу. Американцы и русские наносят совместный упреждающий удар, в первый же день войны проводится массированная ядерная бомбардировка. Берлин, Гамбург, Мюнхен, Вена, Рим, Прага, Будапешт, Неаполь… За один день более пяти миллионов жертв, большинство из которых — мирные жители. Война длится около двух месяцев и заканчивается полным разгромом вермахта. Но на всей территории Германии разворачивается партизанская война, плавно переходящая в международный терроризм. Учти, что в этой реальности нацисты обошлись без лагерей смерти, с началом войны евреев загнали в гетто, а после войны вынудили эмигрировать. Нацисты не успели себя проявить в полном объеме, они не устраивали ни геноцида, ни особых зверств на оккупированных территориях… Антифашистская коалиция кое-как сумела расправиться с партизанским движением, но нацистские террористы продолжали действовать и в двадцать первом веке. Кстати, ты навела меня на интересную мысль. Может, мы живем в измененной реальности? Может, план «Барбаросса» организовали пришельцы из будущего?