Дверь в полнолуние

-Да, он просидел при вас свои лучите годы. Хотя тоже мог бы заняться своими собственными делами.

Руссель обернулся к сыну:

-Адам, ты тоже так считаешь?

-Ты же знаешь, что нет.

Шлегель, чувствовавшей неловкость из-за поведения дочери, заерзал на стуле.

-Макс, Дорис не хотела никого обидеть.Адам - старшей сын, и она рассчитывала.

Руссель насмешливо поднял брови:

-Она рассчитывала?

Дорис покраснела от гнева:

-Адам, может быть ты, наконец, оторвешься от виски и вступишься за жену? Ты разве не видишь, что меня унижают в присутствии. В присутствии.

Видимо, так и не подобрав подходящего слова для того, чтобы назвать Ингрид и Марьяну, Дорис разрыдалась.

Ингрид, глядя на нее без капли сочувствия, холодно сказала:

-Возможно, Дорис, ты устала и разнервничалась. Думаю, будет лучше, если ты поднимешься к себе.

Руссель тяжело глянул на нее:

-Дорис, в самом деле?

Дорис мгновенно прекратила рыдать и взвизгнула:

-Я знаю! Вы все меня ненавидите! Учтите, избавиться от меня вам не удастся! Зря, что ли, я столько лет мучаюсь с вашим сыном?!

Макс, устроившийся на широком низком подоконнике, усмехнулся:

-Интересно, у кого еще хватило бы терпения на все твои выкрутасы?

-Он всегда, всегда был неудачником! А теперь и мне должны достаться крохи! Даже с Ингрид поступили лучше, чем со мной! А тут еще и это - незаконный ребенок получит столько же, как законные сыновья! Где это видано?!

Руссель поднял голову и отрывисто сказал:

-Карл, подготовьте все документы. Завтра я подпишу бумаги. Никого больше не задерживаю.

Марьяна неожиданно поднялась и решительно вмешалась:

-А почему меня-то никто не спросит - хочу ли я этого? Ни мне, ни Лизе ничего подобного просто не нужно. Да и какие из нас владелицы акций? - Она обернулась к Русселю. - Год назад я просила помощи - и вы мне не отказали. Спасибо огромное - и пусть все останется в рамках наших прежних договоренностей. Я тогда не знала вас совсем, и не могла принять денег, даже для Лизы. А теперь, за этот год, мы подружились по-настоящему, и я, и Лиза полюбили вас - сегодня я могу сказать, что с удовольствием приму вашу помощь, думаю, что на обучение Лизы этого хватит с лихвой. А лишние деньги нам ни к чему -я не хочу, чтобы Лиза выросла бездельницей и от скуки занималась дизайном сумочек.

Адам неожиданно засмеялся, и Марьяна с тревогой глянула на него.

Он кивнул:

-Правильные мысли.

Марьяна посмотрела прямо в лицо Русселю-старшему:

-И простите, если мое согласие приехать сюда ввело вас в заблуждение и явилось невольной причиной семейной ссоры.

Марьяна стремительно покинула комнату.

Щеки ее пылали, она почти бежала по коридору. Добравшись до своей комнаты, закрылась на ключ.

Торопливо вынула дорожную сумку и начала укладывать вещи.

Потом села, подышала, и горько подумала: не надо было ехать, ведь знала.

Марьяна решила, что уедет отсюда до завтрака - никаких сил на то, чтобы увидеться со всеми еще раз, у нее не осталось.

В доме было тихо.

Несмотря на опасения, никто ее не беспокоил.

Как была, в платье и туфлях, она прилегла на шелковое покрывало и неожиданно почувствовала страшную усталость. Глаза закрывались просто сами собой.

Проснулась, как от толчка: где-то плакала Лиза.

Усевшись в постели, спустила ноги и прислушалась. Было тихо.

Марьяна поняла, что уснуть больше не сможет. Беспокойство не отпускало ее.

Что она за мать, оставила ребенка с незнакомой женщиной, и Лиза, может быть, захотела пить и проснулась, и испугалась ее, Марьяниного, отсутствия, и, наверное, все-таки плачет.

Она поднялась и решительно вышла в коридор. Ни в коридоре, ни на лестнице никого не встретила, наверное, все давно разошлись по спальням.

Лампы первого этажа были притушены, и Марьяна только этим могла объяснить то, что ошиблась комнатой.

Распахнув незапертую дверь, она шагнула внутрь, и сразу поняла, что это совсем другая комната.

Тяжеловесные старомодные книжные шкафы, кожаные диваны и кресла, большое окно с тяжелыми темно-бордовыми шторами и поблескивавшими золотыми кистями, небольшой круглый столик с сервированным на нем серебряным подносом: чай, фарфоровый, необыкновенной красоты молочник, тарелочка с тонко нарезанным кексом, белоснежная салфетка. Марьяна догадалась, что это личные покои самого хозяина дома. Комнату освещала старинная лампа с массивным основанием и абажуром молочного стекла.

Марьяне вовсе не хотелось встречаться с хозяином дома, и она шагнула, было, назад, но в свете этой самой лампы вдруг увидела Русселя, лежавшего на пороге смежной комнаты. Даже с того места, где она стояла, было видно, что глаза его закрыты.

Марьяна позвала его, и ей показалось, что веки чуть дрогнули, но рука, которой она торопливо коснулась, была холодной и влажной. Она зачем-то оглянулась на кровать: нечего и думать, что, даже учитывая аскетичную худобу и жилистость Русселя, ей удастся дотащить его.

Марьяна выпрямилась и шагнула назад - под ее нарядными туфельками что-то резко хрустнуло, и она неожиданно ужасно испугалась... Бегом бросилась в коридор, взлетела на второй этаж, беспорядочно забарабанила в двери и, кажется, плакала.