Всю ночь я ворочался с боку на бок. И лишь к утру пришел к решению, что убийце и жертве не избежать встречи лицом к лицу. Вздремнуть больше так и не удалось. Было страшное ощущение, что все вокруг с шумом и грохотом катится в черную бездну…
Винд был уже готов к путешествию и громко фыркал, отгоняя назойливых мух. Он был так похож на моего настоящего Винда, что я не выдержал и ласково погладил его по гриве. Он еще раз фыркнул и покорно склонил голову. Я залез под сюртук, нащупав там рукоять пистолета. Мертвое, холодное, жестокое ко всему железо. К горлу подступали горькие комки, которые приходилось заглатывать обратно.
Что я ей скажу? Как посмотрю в глаза? Что буду чувствовать перед тем, как нажать курок?
Я боялся этой встречи больше, чем тех ужасных ночей — всех вместе взятых. Мой ум сложно переваривал мудреные слова, такие как «проекция», «образ», «квазипространство». Он чувствовал и понимал лишь то, что представлял ему обманутый взор. А перед взором плыли живые цветы, живые деревья, живые небесные облака. И тогда ум, пытаясь успокоить самого себя, усиленно твердил:
Запах леса совершенно не чувствовался. Все мои движения были медлительными и неторопливыми. Пытаясь оттянуть давно предначертанный момент, я только еще больше мучил себя. До замка барона Стинвенга становилось все ближе. Знакомые места отмечали собой расстояние. Мозг продолжал работать на полную мощность, как заведенная паровая машина, и выдавал мне каждые несколько минут одну и ту же фразу:
Нет. Нельзя тянуть время. Это все равно, что тянуть нервы. Надо быстрей! И я пришпорил Винда…
Мрачный-мрачный день на залитом светом небе… Солнце, повисшее прямо над головой, уже не горело, не светило, не пробуждало былых чувств, облачившись в траур моих личных скорбей. Небо все еще казалось голубым, но сама голубизна — лишенной цвета и самой жизни. Вместо пения птиц — механические звуки некой заведенной шарманки. Запахи леса ничем не отличались от обыкновенного смрада. Если сказать откровенно, то я еще в большей степени чувствовал себя этим самым фантомом — иссохшая телесная оболочка, надетая на кости и накаченная простым воздухом вместо души.
И все-таки: что я ей скажу?
Неужели у меня поднимется рука, не произнося ни слова, нанести этот удар?
А впрочем, что говорить, если
На душе было погано до омерзения. И я испытал лютую ненависть к самому себе.
Вот показалась знакомая поляна — та самая, где произошла наша первая встреча. Старые воспоминания кольнули внутри.
Я вдруг вздрогнул, крепко сжав поводья. Чуть не крикнул.
Прямо навстречу ехала она…
Та же улыбка, те же глаза, те же заигрывающие с солнцем локоны волос. В одно мгновение я позабыл про всякие проекции, притормозил Винда и отвел в сторону виноватый взгляд.
– Здравствуйте, Майкл.
Я лишь кивнул, чувствуя, как закипает кровь, как тело и душа борются за независимость друг от друга.
– У вас что, сегодня особое расписание для прогулок? Вы, помнится, никогда не приезжали в такую рань.
Я молча разглядывал румянец ее лица: хоть краем мысли почувствовать, распознать эту гениальную подделку, и на том успокоиться. Но не почувствовал и не распознал. Душа готова была поклясться, что передо мной та самая мисс Элена, которую я знал с первой минуты нашей встречи. Ум сурово противоречил:
Злой гений, будь он проклят! Сотворить фальшивый мир, где никакую вещь практически невозможно отличить от подлинника!
– Мне кажется, вы нездоровы, у вас такой убитый вид…
– Д-да… мисс Элена, слабое недомогание.
С минуту мы ехали вместе. Молча. Тихо. Я несколько раз взглянул на нее в профиль и получил несколько болезненных уколов в самую сердцевину души. Рука периодически лазила под сюртук, нащупывая пистолет, эту металлическую игрушку, забавой которой служили жизни и смерти людские.