Дверь в сказочный ад (СИ)

– …палец сам дернул курок и, вы не поверите — прямо в пасть! С такого большого расстояния! Медведь был уверен, что уже находится на безопасной дистанции и лишь единственный раз обернулся издевательски посмотреть на меня. Шанс вообще попасть в него был ничтожным. И — прямо в пасть! Представляете? Сейчас покажу его шкуру.

Я постоянно кивал, хотя в данный момент мне было плевать на всех медведей, если не сказать большего — на всех охотников, к которым я и сам себя отношу. Барон на старость лет слегка располнел и вряд ли уже бегал по лесам с той прытью, что в молодости. Он провел меня в гостиную, где мы почти утонули в мягких, как перина, креслах. Гостиная Стинвенгов, разумеется, выглядела куда скромнее моей. Эта же мысль касалась и самого замка, который уже давно скучал по капитальному ремонту. Короче, жили они весьма скромно.

Наконец к нашему обществу присоединилась сама мисс Элена. Моя лесная фея сегодня выглядела необычно по-домашнему. Мы обменялись многозначными взглядами, непонятными даже для нас самих. Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ.

– Мой батюшка наверняка утомил вас своими разговорами.

Тут только я понял, что в мире звуков нет ничего приятнее, чем слышать ее голос.

– Что вы, мисс Элена, барон отличный рассказчик!

Зря я это сказал. Как только барон услышал лестный о себе отзыв, так еще пуще прежнего принялся демонстрировать свое ораторское искусство, нам даже слово не давал вставить.

– Увы, мистер Айрлэнд, увы! Мир вокруг нас развращается не по дням, а по часам: безверие, крайняя бездуховность и повсеместная распущенность. Помню свою молодость — не то было! Совсем не то! Перед старшими в семье у нас трепетали, как перед святыми угодниками. Попробуй я своему отцу скажи какое-нибудь слово поперек… страшно вообразить, что бы там было. А сейчас?.. Наша провинция еще, слава Богу, держится на святых законах древности, а в городах уже творится всякий произвол. У меня теперь одна забота — выдать Элену за добропорядочного честного человека, который смог бы ее оградить от этого обезумевшего века. Я слышал… — он почему-то перешел на шепот: — что некоторые прозорливцы говорят, будто двадцатый век окажется еще более жестоким и распущенным. Последние времена, мистер Айрлэнд! Последние времена!

Я напряженно вслушивался в слова барона и не мог понять, к чему он клонит: к извечной угрозе последних времен или… Интересно, отношусь ли я, по его мнению, к нашему деградирующему социуму? Насколько помню, мое поведение в его обществе не давало повода для подобных заключений. Мисс Элена несколько смутилась и попыталась смягчить тон беседы:

– Наш батюшка излишне впечатлителен, мистер Айрлэнд. Нет ни одного поколения, которое не восхищалось бы своими предками и не осуждало бы потомков. Мир, конечно, грешен, но и в нем осталось еще немного доброты и святости, просто нужно суметь это заметить.

– Дочь моя! — возгласил барон тоном, которым строгий отец обращается к маленькой неразумной девчонке. — Если ты имела счастье воспитываться в обстановке доброты и святости, то благодари за эту заботу своего отца. Когда ты начнешь выезжать в свет, особенно в безбожный Манчестер, то поверь мне, там увидишь совсем другую жизнь.

Наступила неопределенная пауза, и я почувствовал, что пора вставить какое-нибудь умиротворяющее слово.

– Мне кажется, что во всяком веке и во всяком обществе силы света как-то уживаются с силами тьмы, правда — с обманом, святость — с моральным упадком. Это как извечная борьба двух противоположностей, двигатель диалектического процесса развития… Короче, надо быть реалистом и воспринимать жизнь такой, какой она перед нами нарисована. Если мы начнем создавать в своем воображении несуществующие идеалы, то от этой жизни будем терпеть постоянные разочарования.

Где-то в соседнем зале пробили настенные часы, и это придало мне больше уверенности в своей правоте.

– Ваши слова не лишены смысла, мистер Айрлэнд. Надо быть реалистом и смириться, что не все в мире устроено так, как хотелось бы лично тебе.

Барон еще много чего-то говорил, а мы с мисс Эленой, пропуская большую часть его слов мимо ушей, частенько обменивались выразительными взглядами, общаясь между собой на языке мимики. Потом барон вдруг вспомнив, что у него какие-то дела (а скорее, осознав наконец свое излишество в нашем обществе), пробурчал ненужные извинения и удалился.

Первую минуту сидели молча. На эту священную тишину посягало лишь слабое потрескивание дров, переваривающихся в чреве камина, да еще монотонное постукивание настенных часов. Впрочем, нет… эти звуки не могут нарушать тишины, они ее просто дополняют, делают приятной и немного более ощутимой.

– Вы проголодались, Майкл? — спросила она, вероятно, не зная, как иначе начать разговор.

– Нет спасибо. Сегодня на улице ужасная осенняя непогода, и в честь такого события я бы с удовольствием пригласил вас на прогулку. Внутри замка все как-то… окаменело. Никогда не чувствовал себя свободным даже в самых просторных комнатах. Итак, вы согласны?