Дверь в сказочный ад (СИ)

Мысль застряла на месте, точно забуксовала. Потому как мой блуждающий взор скользнул на ногу. Странно, я от шока даже перестал чувствовать боль, а правая штанина была разорвана и вся в крови. В тот момент спичка, завершив свою недолгую, но яркую жизнь, потухла. Я зажег другую, нашел огарок свечи и прикрепил его на стену. Потом неумело принялся делать себе перевязку.

Хриплое, приглушенное дубовой преградой рыканье, донеслось из коридора. Затем последовали знакомые до осточертения голоса:

– Он наивен, господа! Как он наивен! — произнесла рысь. Казалось, эта реплика была произнесена не столько для других каннибалов, сколь лично для меня.

– Придется ломать дверь, — проворчал медведь. От его вибрирующего баса все вокруг пропиталось зыбкой дрожью. — Я голоден, господа! Я страшно голоден!

Подумать только, «господа»! Эти четвероногие сволочи, как попугаи научившиеся имитировать человеческую речь и напялив на свое вонючее тело барскую одежду, возомнили о себе невесть что!

Удар был внушительный. Пламя свечи покачнулось. Железный засов испуганно скрипнул, но продолжал служить надежной защитой. Следующие два удара оказались еще более отчаянными, словно снаружи прикатили настоящий таран. И тут я впервые усомнился в надежности своего укрытия. Засов, окрашенный ржавчиной, слегка изогнулся, а на крепкой дубовой двери то там, то здесь стали, как грибы, расти шляпки гвоздей.

Хреново…

Мозг снова стал одноклеточным, после каждого удара с моих волос осыпалась их естественная краска, и каждый удар приносил новые преждевременные трещины на лице. Нужно было срочно что-то соображать, но в голове все мысли носились как ошпаренные, кричали наперебой друг другу, и из этих воплей понятно было только одно: бежать отсюда уже некуда.

Совсем хреново…

Я принялся спешно передвигать овощные ящики, баррикадируя ими вход, и в то же время понимая, что занимаюсь бессмысленным делом. Удары достигали такой силы, что было уже не понять, с какой стороны они приходят. Казалось, со всех сторон одновременно. Чьей же тушей можно так долбить? Наверняка, за дело взялся бегемот. И ни одной живой души во всем замке… Все вокруг: стены, потолок, бесформенные ящики вдруг опьянели от вселившегося в них безумия и принялись ходить ходуном. Дверь треснула… От ее измученной плоти отлетели первые щепки. Засов вот-вот будет вырван с корнями полусгнивших гвоздей.

Я жаждал превратиться в математический ноль, свернуться в точку, и больше никогда не претендовать на звание Живущего.

Агония достигала своего апогея, помрачая перед моим взором единственное светило, оставшееся в мире: тот самый маленький огарок свечи с перепугано танцующим пламенем. Комнатушка временами погружалась в полумрак, но после вновь оживала от волшебства воинственного пламени. В какой-то момент (да будет он проклят среди других моментов времени) я понял, что конец неизбежен, забился в угол кладовой и кричал: то были звуки лишенные голоса, слова лишенные смысла и молитвы лишенные своего божества… Дверь уже разболталась настолько, что звериный рев проник внутрь овощехранилища, являясь предтечей самих зверей, незримым присутствием их духа.

Все!!!

Засов был сорван, и дверь, последний раз скрипнув, распахнулась. В этом жалобном скрипе, казалось, был сокрыт возглас: «я сделала все, что могла». Ящики, служившие лишь символической защитой, вмиг перевернулись, и по полу запрыгала испуганная картошка, от беды подальше закатываясь в темные щели. А маленькая настенная свеча, чудом не погасшая, продолжала освещать действо дальнейших событий.

Первым нарисовался медведь: все в том же напыщенном красками королевском платье и в очках. Весь вспотевший он тяжело дышал, глядя мне прямо в глаза.

– Вот он, господа! Сидит, забившись в угол!

Следом вбежала рысь, ее смокинг сильно запылился, цилиндр давно уже слетел с головы и, вероятно, валялся где-то в коридоре. В ее глазах искрилась не столько злость, сколько сладострастное предвкушение еды. Почти тут же раздалось знакомое до тошноты хрюканье. Тряся чуть ли не отваливающимися частями разжиревшего тела, проковыляла свинья. Помню, как блеснули в сумрачном свете золотые сережки в ее ушах. Блеск кинжалов и то показался бы мне более дружелюбным. Следом зашли волк и бегемот. Последний даже здесь не выпускал изо рта свою трубку, отправляя на свободу клубы сизого дыма — духов, в ней обитающих. Кот прыгнул ему на спину и ядовито мяукнул, затем он принялся облизывать свои лапы и морду.

– Что вам от меня надо?? — отчаявшись во всех других средствах, я вновь пытался вступить с ними в диалог. — Вы же умеете говорить! Отвечайте! Что я вам сделал?! Неужели вам больше нечего есть?! Идите в мою конюшню и загрызите коней! В любой деревне без труда найдете множество скотины!.. — на этом месте я запнулся, вспомнив, что ведь со скотиною и говорю. — Да что здесь вообще происходит??

Но звери, совершенно игнорируя мои слова, продолжали разговаривать только между собой.