Дверь в стене

Положение резко изменилось в ноябре 1942 года после того, как немцы проиграли под Эль Аламейном. Стало ясно, что никаких особых перемен на Ближнем Востоке не произойдёт. Во всяком случае не произойдёт ни завтра, ни через неделю. А поскольку была снята "острота момента", то появилось время не только на передышку, но и на раздумья уже о времени послевоенном. Всем было понятно, что после войны Ближний Восток будет другим, не таким, каким он был до того, причём другим во всех смыслах, а смыслы эти, помимо всего прочего, означали и новые границы новых государств. Если Британия не хотела признавать себя побеждённой (а они этого не хотела), то ей следовало готовиться к отдаче долгов. Долгов было много и среди них был такой небольшой должок, как обещанная "мировому еврейству" Палестина.

Евреи мечтали о своём "доме", о национальном государстве, но помимо евреев и мечтателей в мире были и другие люди, которых личные обстоятельства в иных случаях трудно отличимые от обстоятельств государственных, заставляли перевести "еврейский вопрос" из плоскости мечтаний в плоскость практических дел.

Надеюсь, вы ещё помните кто такой Джек Филби, советник саудовского короля, стоявший у колыбели саудовского государства. Так вот он, по долгу службы и в силу занимаемого положения знавший о финансовых затруднениях ибн Сауда не понаслышке, первым двинул фигуры. Сделал ли он это из дружеского по отношению к саудовскому королю расположения или его кто-то на это "сподвигнул", мы с вами не знаем, но, как бы то ни было, в октябре 1939 года Джек Филби встретился с Хаимом Вейцманом.

В сентябре началась Вторая Мировая Война, а всего через месяц состоялась встреча вполне себе официальных лиц - президента Всемирной сионистской организации и советника короля Саудовской Аравии. Чем сионисты и король могли быть полезными друг другу? Сионистам нужно было не только организовать, но и задать направление еврейской эмиграции, а ибн Сауду нужны были деньги, чтобы если и не выскочить из под английского влияния, то хотя бы всемерно его ослабить.

На встрече было решено, что ибн Сауд употребит своё влияние в арабском мире на поддержку идеи создания еврейского государства в Палестине, что предполагало "перемещение" по меньшей мере части арабского населения в сопредельные страны (Саудовская Аравия в их число не входила), получая за это единовременное вспомоществование в сумме 20 млн. фунтов стерлингов. В масштабах тогдашней Саудовской Аравии - сумма колоссальная.

К той же самой идее по использованию авторитета ибн Сауда в интересах сионистского движения и независимо от Филби пришли и американцы. Ими, правда, двигало не желание пополнить королевскую казну, а узко понятые государственные интересы и желание подгадить Лондону, что привело к инициативе "нефтяника" Джеймса Моффетта, выдвинувшего в апреле 1941 года примерно ту же идею, что и Филби и сумевшего донести её до ушей Рузвельта. В результате на свет появилась так называемая "миссия Хоскинса". Но идеи идеями, а миссии миссиями, однако такой человек как Рузвельт желал составить о предмете и собственное мнение. Ему нужны были "глаза и уши" на месте. Сам Рузвельт всё бросить и помчаться в Аравию не мог по множеству причин, из которых масштаб "вопроса" и его злободневность были причинами не самыми последними, но тем не менее он озаботился посылкой в Саудию своего личного представителя, мнению которого он мог верить безоговорочно.

Этим человеком был генерал Патрик Харли. Вы про него узнали, когда мы вместе с ним путешествовали во времени, отправившись в Китай 40-х годов прошлого столетия. Патрик Харли был человеком, которому Рузвельт доверял на уровне личных отношений, но кроме того у него был ещё и политический инстинкт, "чутьё", которому Рузвельт доверял как своему собственному, а потому и сделал генерала своим личным посланником, побывавшим во всех "интересных местах" тогдашнего мира. Да вот же, кстати, и он:

Это встреча Харли с китайскими товарищами в Чунцине. Товарищи попросили генерала, чтобы он устроил им встречу с президентом Рузвельтом, на которой они смогут лично изложить свою позицию и свои взгляды. Вместе с тем товарищи понимали где они и где Рузвельт, а потому сказали Харли, что они не будут в обиде, если у американского президента не найдётся на них времени, и что в таком случае они хотели бы, чтобы эта просьба была сохранена в тайне. От революционных масс, конечно.