Дверь в Зазеркалье. Книга 1

Мишка изобразил, после чего я однозначно решил для себя, что никогда делать этого не буду, даже под угрозой разрыва отношений со своей будущей возлюбленной.

– Ну, хорошо, что еще нужно делать?

– Цветы будем класть дней пять, а потом, когда они поймут, что их кто-то сильно любит, нужно писать письма, и незаметно подкладывать им в портфели.

– А о чем писать ты представляешь?

– Это не проблема, я нашел в книжках образцы, нужно будет только имена поменять и все дела, понял?

– Понять-то я понял, но при условии: ты мне их дашь прочитать перед тем, как будем подсовывать. И еще, письма нужно будет подписывать?

– Конечно, это же не донос какой-то. Но подписывать нужно псевдонимом.

– Расскажи подробнее, что это за псевдоним?

– Ну, это что-то вроде клички, чтоб непонятно было, кто пишет. Так всегда делают в книжках.

– Ты дай мне почитать эти книги, а то, похоже, мы с тобой разную литературу читаем, хорошо?

– Договорились, можем хоть сейчас зайти. Кстати, псевдонимы нам я уже подобрал.

– Так скажи их, не бойся.

– А чё это я должен бояться? Пожалуйста, я буду Седой Капитан, а ты Белый Пингвин…

Я остановился, до глубины души возмущенный таким распределением ролей:

– Ты сейчас по тыкве хочешь или потом?

Мишка, с которым мы дружили едва ли не с пеленок и который в нашей паре всегда был ведомым, предусмотрительно отошел в сторону.

– Чё тебе не нравится? Я их тоже из книги взял, называется «Шхуна «Колумб». Классная, кстати, книжка, хочешь, дам почитать?

– Давай по честному, девочку ты себе первым выбирал? Первым, а псевдоним твой дурацкий буду первым выбирать я, понял?

– Да, понял, понял, чё ты, чуть что, так сразу и в тыкву! Хорошо, договорились, ты будешь Седой Капитан.

– А можно так, чтобы не Седой Капитан, а как-то иначе?

– Тебе опять не нравится? – обиделся вдруг Мишка, – ну, придумай сам что-нибудь.

Я стал напряженно думать, но все мысли почему-то вертелись вокруг Седого Капитана.

– Ладно, – нехотя согласился я, – пусть так и будет пока, может позже что-нибудь придумаю. Цветы завтра нести будем?

– А чё тянуть-то, завтра и начнем.

Мы уже хотели расстаться, когда мне в голову пришла очередная мысль в отношении предстоящей любви:

– Миха, ну, я понял: цветы, письма, а потом что?

– Как что? Потом нужно будет ее страстно поцеловать.

Я не стал Мишку заставлять показывать, как это «страстно», предполагая результат, но после этих словах почувствовал непонятный холодок в низу живота и суету в мыслях.

– Мишка, а если она, как бы это сказать, не захочет?

– После такой подготовки женщина не может устоять, – проговорил он явно заученную фразу, – запомни это, сынок.

– Ладно, папа, вали по хорошему и не опоздай завтра, один я ничего делать не буду.

Дома я заметил в полулитровой банке букет фиалок, которые отец принес из лесу, возвращаясь с рыбалки. Про себя решил, что если я возьму половину, то мать вряд ли это заметит. Спалось плохо, в комнате было жарко, снилась какая-то чертовщина.

Проснувшись значительно раньше обычного, я незаметно отделил от букета часть потерявших первоначальную свежесть цветов, завернул их в газету и сунул в портфель. В школу мы с Мишкой так рано еще никогда не приходили, чем вызвали крайнее удивление бабы Маши, убиравшей классы.

– А чё это вы ни свет, ни заря, безобразничать будете? Знаю я вас, бездельников, все расскажу Клавдии Ивановне, вот посмотрите.

Клавдия Ивановна руководила нашим классом и по совместительству была нашей соседкой по улице. В связи с этим обо всех моих неудачах мать всегда знала раньше меня со всеми вытекающими отсюда последствиями. С большим трудом мы уговорили бабу Машу не выдавать нас, мотивируя тем, что нам необходимо вместе поучить стихи, которые якобы задали на сегодня.

Оказавшись, наконец, в классе, мы сунули на букеты под парты избранниц и опрометью ринулись на улицу под изумленным взглядом все той же бабы Маши. Прошли томительные полчаса. Вернулись мы только после того, как заметили, что наши одноклассницы зашли в школу. В классе было столпотворение. Растерянные девочки стояли у своих парт и держали в руках цветы: Люда мои слегка увядшие фиалки, а Вика – яркий букетик бумажных цветов. Ровно четыре штуки. Клавдия Ивановна была уже, разумеется, здесь и, улыбаясь, объясняла всем, что это такие знаки внимания девочкам со стороны мальчиков, правда, непонятны эти бумажные цветы и их количество. Зазвенел звонок, все успокоились и расселись за парты. Начался урок.

Я сидел, чувствуя, как горят мои уши. Мне казалось, что все знают, кто это сделал, с какой целью и проклинал Мишку с его затеей. Все перемены мы провели в туалете, но, слава Богу, день миновал, и школьники начали расходиться по домам. Я видел, как Люда пошла вместе с Викой, хотя раньше никогда этого не делала. Однако, положение обязывает: они были первыми, на кого обратили внимание неизвестные поклонники, и это обстоятельство уже само по себе выделяло их из общей девичьей массы.

Домой мы, как обычно, шли вместе с Мишкой. Долго молчали, потом я спросил:

– Слушай, а почему это ты вдруг решил бумажные цветы подарить? Совсем плохой, что ли?