Дверь в зеркало

«8 декабря 1918 года. О Боже, есть ли на свете мера, чтобы оценить мое счастье? Она только что заснула, а я любуюсь ее тонким нежным лицом, таким покойным во сне, свободным от страстей, которые снедают ее во время бодрствования. Итак, это случилось! Она ушла от М. У. ко мне.

Вчера она постучала в мою квартиру, и я не поверил глазам, когда открыл дверь. На ней была соболья шапочка, так мило сдвинутая на темную пушистую бровь, руки в муфте, тоже собольей, и мех усыпан тающими снежинками, как алмазами. Я был в телогрейке, горло замотано шарфом, в руке – свеча, я писал. Она бросилась мне на шею, отчего свеча погасла. Во мраке я ощущал только ее ароматное дыхание и теплую кожу, несмотря на то, что она пришла с мороза. Она моя!

Я не расспрашивал ее про причины ухода от М. У. Вскользь она заметила, что М. ушел со своей должности, но не из-за своих взглядов на смуту, а по банальному поводу: приревновав ее к Тойво С. без всяких оснований. Оказывается, кто-то открыл глаза М. У., что своей должностью он обязан любовнику своей гражданской жены. Признаюсь, мне и самому приходило в голову что-то подобное, но сейчас это не имеет никакого значения. Я только благодарен провидению за то, что счастливое для меня стечение обстоятельств подтолкнуло мою возлюбленную к решению оставить мужа.

P. S. У Эдуарда П., сына старого Матиаса, умерла жена. Она была двумя годами моложе мужа, ей было лишь двадцать девять лет. Угасла, наверное, от чахотки, хотя его материальное положение позволяло покупать ей на рынке коровье масло и свежую рыбу, а также позвать хороших врачей. Похороны обошлись ему очень дорого. Но он держится. Теперь он – завидный вдовец».

«Не знаю, как еще могу держать в руках перо. Совсем ослаб, и последняя свеча догорает, а сил выйти в лабаз нет никаких. Хлеба почти не осталось. Война. И я не знаю, которое сегодня число. Да и неважно это. Я даже мечтаю, чтобы жизнь оставила мое бренное тело. Еще третьего дня мое скромное жилище озарялось светом глаз моей возлюбленной. А потом опустело, и свет померк. Она... Она ушла от меня к Эдуарду П. Впрочем, это даже неважно, что к нему. Важно одно: она ушла. Жизнь кончена. Неужели мой дом был для нее только гостиничным номером на пути от М. У. к Э. П?..»

От этих слов веяло таким холодом и безысходностью, что Антон поежился. Интересно, остался ли жив автор дневника или это были его предсмертные строки? Таня была уверена, что он не выжил. Последние страницы они разобрали вообще с огромным трудом, с этими ятями, ерами, пропущенными кое-где гласными, недописанными словами, о смысле которых можно было догадаться только по контексту. Глаза ужасно устали, затылок ломило, но первая, как ни странно, устала Таня.