Дверь в зеркало

– Да просто. Они не знали, что такой есть, и не общались.

Антон с Таней переглянулись.

– А... второй? – спросила Таня. – Тот, которого убили...

– Да не убили его, – с досадой сказал Спартак. – Вот живучий оказался, даром что старый, как бивень мамонта. Еще лежит в реанимации, а мне с квалификацией мучиться.

Таня понимающе кивнула: если человек сразу не умер, этот удар ножом можно квалифицировать и как покушение на убийство, и как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.

– Так он-то кто? – не отставала Таня.

– Как кто? – удивился Яхненко. – Поляков Герард Васильевич.

Антон не выдержал и нервно рассмеялся.

– Ну как такое может быть?

– Ох, – отдуваясь, проговорил Спартак Иванович; чувствовалось, что он безумно устал от всех этих семейных тайн и хитросплетений родства. – Объясняю последний раз. Сын Наруцкой и Полякова, Герард, был отдан отцом в приют. И сбежал оттуда в семилетнем возрасте, то есть в каком году?

– В двадцать девятом, – подсказал Антон.

– Правильно, молодой. Следы его с тех пор теряются. Зато остались документы.

– Какие документы? – спросила Таня. – На имя Полякова Герарда Васильевича? 1922 года рождения?

– Ну да, так они в приюте и лежали. Годлевич-старший навещал там Герарда изредка.

И забрал из детдома его метрику. И держал у себя, до поры, до времени.

– До какой поры? – недоумевала Таня.

– Ох, – опять вздохнул Спартак. – Ты ж ко мне приходила, клянчила запрос в жилищное агентство, домовую книгу посмотреть, так? Я сам там все проверил. Поляков Герард Васильевич прописан был в Семенцах, в той самой квартире, на следующий день после смерти отца, Василия Полякова.

Антон присвистнул.

– А как это возможно?

– ГПУ – оно и в Африке ГПУ, – доходчиво разъяснил Спартак Иванович. – Приехал, небось, наган достал, и прописали. Как миленькие.

– По метрике?

– Ну да.

– А кто ж там жил? После смерти Полякова? – не понимала Таня.

– Кто жил, не знаю. А кто прописан был, знаю.

– Кто? Спартак, не издевайся, говори, – прикрикнула Татьяна.

– Прописана там была до сорок восьмого года... – Спартак Иванович сделал эффектную паузу, – Анна Георгиевна Наруцкая. Ну что, убил я вас?

– Наповал, – признал Антон. – Но как же один из близнецов Годлевичей превратился в Поляков а?

– Элементарно, Ватсон, – хохотнул Яхненко. – Когда второй Годлевич там появился? В сорок восьмом году, когда ему восемнадцать исполнилось, правильно?

– Его что, в детдом сдали из роддома? – догадалась Таня.

– Правильно, Танюха, соображаешь. Одного младенца Годлевич готов был пристроить, а вот двоих не потянул бы, вот и пришлось сдать в детдом. Говорю дальше: в восемнадцать из детдома его выпихнули. Годлевич еще сидел, последние денечки досиживал, но Наруцкая ребеночка из виду не выпускала все эти годы. Я нашел такую тетку прикольную в детдоме, всех помнит. Она и Наруцкую вспомнила, та мальца навещала все эти годы.

– Я, кажется, понял, – медленно сказал Антон. – Когда воспитаннику исполняется восемнадцать лет, ему должны жилье предоставить. А тут оказалось, что есть квартира, в которой прописан Поляков Герард Васильевич. Правда, он по документам был старше на шесть лет, но кого это волновало. Так что из детдома субъект вышел Ивановым Петей, а в квартирку въехал Поляковым Герардом Васильевичем.

– И что, никто не проверял, что ему лет меньше? – усомнилась Таня.

– Да кто его знает, – махнул рукой Спартак. – Может, и не проверяли. Так что старушки его воспринимали именно как Полякова.

– Слушайте, а ведь сам он Покровских воспринимал не как соседок, – вдруг сказал Антон. – Помните, Покровские рассказали, что он на Ангелину набросился? Ведь именно на Ангелину! Спартак Иванович, а вы на вскрытии не были?

– На каком вскрытии? – удивился Спартак. – Ты про мужика с ножом? Он же не умер, он в реанимации.

– Ах да, я все время забываю, – спохватился Антон. – А вы не знаете, у него родимое пятно есть на бедре?

– У него – не знаю. А у обеих бабушек есть, я им на всякий случай освидетельствование провел. Странные такие родимые пятна, будто губки бантиком. Как поцеловал кто... Сам-то я не видел, мне Лариса, эксперт, рассказала.

– Значит, «Поляков» знал, что Ангелина – его мать, – уверенно сказал Антон. – Он и набросился на нее на лестнице, и платье ей порвал, чтобы найти родимое пятно и убедиться, что она его мать.

– Может, и так, – согласился Спартак Иванович. – Ну что, пока все понятно? Тогда давайте смотреть дальше.

– Герард забрал зеркало из дома Паммеля, – говорила Покровская, не теряя достоинства, – и спрятал в надежном месте.

– Вы знали, где? – раздался голос Спартака Ивановича.

Старушка покачала головой.

– Он не говорил нам, но мы знали, что придет наш час. И вот умер хранитель. Сам Герард не мог придти туда, не возбуждая подозрений. Мы наняли мужчину, Герард велел ему назваться Поляковым. Тот все сделал, как надо, снял слепки с ключей, а ночью Герард забрал нашу реликвию.

– А что сталось с мужчиной, которого вы наняли?

– Мы пригласили его в гости, – спокойно ответствовала Покровская. – И угостили его водкой. Не очень хорошего качества. И он умер.

– А зачем вы сказали милиции, что это Поляков?