Утром он проводил семью. Тимкин «Шевроле» растаял в белой круговерти. Александр Петрович немного постоял, выдохнул с облегчением — гора с плеч свалилась! — и оскальзываясь в снежной каше, направился к дому.
У него оставались дела.
Купить лекарства по списку и продукты для Викиной тёти: старуха сказала, что хочет умереть там, где прожила всю жизнь. Занести. Обзвонить дальних родичей — выяснить, кто где, не нужна ли помощь. Позвонить шефу, узнать, что с работой. Выяснить, что шеф не берет трубку. Глянуть сводку новостей. Купить продуктов себе.
И еще всякое по мелочи. А дальше видно будет.
В аптеку стояла очередь. В городе глухо бахало, люди вжимали головы в плечи, с опаской косились на небо. Стояли, не уходили, не прятались. Когда до дверей оставалось три человека, мобильный в кармане куртки исторг первые такты «Black Night». Звонил шеф. Никуда он не уехал: в спешном порядке организовывал при фирме гуманитарный хаб — продукты, лекарства, перевязочные материалы, теплая одежда.
Для гражданских и ВСУ.
— Логистика! — горячился шеф. — Нам нужна логистика!
Логистика, согласился Александр Петрович.
— Чтобы всё летало со свистом и долетало по назначению!
Ага, со свистом.
— Ты в городе? Отлично! Бегом в офис — и приступай!
В офисе Александр Петрович завис безвылазно. Спал два-три часа в сутки — тут же, на рабочем месте. Звонила Виктория. Все в порядке, говорила она, дом хороший, теплый, я уже ищу новую работу, а пока мы ходим плести маскировочные сетки; да, все втроем, вот, новых знакомых завели…
— Я еще тут побуду. Не знаю. Какое-то время. Дела образовались… Ну, стреляют. В основном, по окраинам. В центр почти не прилетает.
Он врал, краснел, как нашкодивший мальчишка, попавшийся на горячем — хорошо, в телефон не видно! Неловко комкал разговор: извини, работа. Дав отбой, набирал очередной номер: машины, поставки, погрузка-разгрузка, график развоза на точки. Нет, там твой «KIA» не пройдет, Степана давай, у него внедорожник полноприводный…
— Тайм-аут! — с угрозой в голосе заявил шеф. — Свалишься, кто работать будет? Марш домой, отсыпаться! До завтрашнего обеда. И чтоб я тебя здесь не видел!
Он послушно оделся, пожелал всем тихой ночи. Вышел из офиса, постоял пару минут на крыльце, полной грудью вдыхая морозный воздух. В голове прояснилось. Правда, гул в ушах никуда не делся. Нет, это не в ушах. Это в небе.
Самолет, наверное.
Ну и хрен с ним. Бомбить начнет? Значит, начнет. Что ж теперь, домой не идти, если самолет?
Почему он забрел в тот самый двор?
Это было не по дороге, хоть крюк и вышел небольшой. Ноги занесли? Февраль, крутилось в голове. Почему-то он с первого раза был уверен: там, на другой стороне — февраль.
Пятый день войны.
Последний день февраля.
Он прошел мимо кустов, запорошенных снегом. Поскользнулся на подтаявшей наледи перед входом в подъезд. Внутри стояла кромешная темень: единственная лампочка не горела. Он прошел через эту темень, ни разу не оступившись. Нашарил ручку. Потянул на себя скрипучую дверь.
За дверью тоже был февраль. Сгущались сумерки, чадили развалины напротив. Ехал по дороге велосипедист — живой, живой! А в небе нарастал, стремительно приближался убийственный шелест.
— Ложись! Падай! — заорал Александр Петрович.
Крик опередил первый взрыв на пару секунд. Велосипедист все равно не услышал: давил и давил на педали. Со всех ног Александр Петрович кинулся ему наперерез, оставляя за спиной спасительный подъезд.
Впереди рвануло. Далеко, неопасно.
Наверное.
Он бежал. Расстояние между ним и велосипедистом сокращалось. Медленно, слишком медленно. Второй взрыв. Ближе. Спрессованный воздух упруго толкнул в грудь. Он споткнулся, едва не упал.
Сколько осталось? Пять секунд? Семь?!
Новая взрывная волна отшвырнула его от велосипедиста. В последний миг Александр Петрович успел вцепиться в рукав зеленой куртки. Дернул что есть силы на себя, заваливаясь на спину…
Упали оба.
Руль велосипеда больно ушиб ему бедро. Мужчина навалился сверху, зарычал, оскалился. Жестким болевым захватом вывернул незваному спасителю руку, привстал на колено, готовясь ломать.
— Лежи, дурак! Лежи! — орал Александр Петрович, брызжа горячей слюной. Свободной рукой он вцепился в ворот куртки, не давая мужчине подняться до конца. — Сейчас…
Рвануло совсем рядом. В голову ударил молот, обмотанный поролоном. Перед глазами заплясали огненные круги. Уши заполнил гулкий звон. Кажется, рвануло еще раз — дальше по улице.
Стихло.
Велосипедист был жив. Тяжело, с хрипом дышал, навалившись на Александра Петровича, продолжая выворачивать ему руку. Александр Петрович отпустил чужую куртку. Велосипедист — шестьдесят с небольшим, лицо мятое, серое от усталости и недосыпа — смотрел на спасителя. Смотрел, смотрел, смотрел. Разжал захват, начал с трудом подниматься на ноги.
Контузило, что ли?
Александр Петрович ощупал правой рукой левую, побывавшую в железном захвате. Не сдержал стона. Хотел выругаться, прикусил язык.
— Растяжение, — сказал велосипедист.
Александр Петрович едва его расслышал. Звон в ушах стоял колокольный.
— Кости-связки целы. За неделю пройдет.