Дверь ВНИТУДА

— Нет, это другое, — мягко отказался вампир и, спросив: — Проверяем? — крикнул: — Лучик, ты вернулась?

Застигнутая врасплох, я хотела было метнуться в глубь коридора, чтобы они не подумали, что я подслушивала. Уши и так пылали, как обгоревшие на пляже, когда забыла широкополую шляпу, но мысль об уникально-остром слухе вампира заставила сменить решение. Повернувшись спиной к входной двери, я крикнула вполсилы:

— Вернулась, сейчас приду. Что у вас там стряслось?

— Вот тебе и доказательство, — удовлетворенно заключил Конрад и крикнул в ответ: — Зайди!

— Не говори ей, не надо! — успел прошипеть змеей ЛСД.

Я на цыпочках сделала максимально длинный шаг от двери к полке с обувью и нашарила тапочки. Куратор молчал, вампир тоже больше ничего не говорил. Значит, все объяснения на месте. Пришлось пробежаться до соседних дверей. Я скользнула внутрь и с порога, через арочный проем в гостиную, увидела куратора. Он лежал на диване, а вампир, как заботливая сиделка, примостился в кресле рядом.

Они не знали и не могли знать об особенностях акустики помещений. Из комнаты не было слышно ни черта творящегося на площадке, а тем более в соседних квартирах. Зато стоило оставить незакрытой раздвижную дверь-арку в коридор и хоть приоткрыть входную, как каждый шорох, раздавшийся в комнате, становился достоянием гласности. Особенно хорошо было слышно все у дверей в мою квартиру, так, словно разговаривали над ухом.

С небрежной невозмутимостью я прошлепала в гостиную и уставилась на ЛСД. Он и впрямь изменился. Нет, нос-клюв «отойди, а то задолбаю» остался на месте, а вот черные волосы, как отметил вампир, частично сменили колер. По бокам от висков шли светлые пряди шириной не меньше дюйма. Это я так сказала «светлые», на самом деле они были подобны белой радуге, а если подбирать самое приземленное из сравнений, то бесцветному блеску для губ, переливающемуся, искрящемуся на свету. Гримаса страдающего сильнейшей мигренью, казалось, намертво впечаталась в лицо кайста.

— Вау, а вы тут времени не теряли! — демонстративно восхитилась я и затараторила: — Название краски скажите, я себе тоже мелирование сделаю. Круто выглядит! Эй, а чего ЛСД лежит и морщится? Косметическое средство токсичным оказалось? Нанюхался до головной боли? Могу поискать цитрамон.

— Лучик, это у него наследственные проблемы, — ответил Конрад, не раскрывая тайны Ледникова. Спасибо хоть откровенной пурги мне гнать не начал. — И волосы, и голова.

— Да, что с головой у него полная… хм… беда, я уже поняла. Так чего принести? — спросила я без веселья, почти с сочувствием. Куратору в самом деле было скверно, как чисто физически, так, думается, и психологически. Гад он, конечно, но злорадствовать над чужой бедой не есть гуд.

— Ты его погладь, это поможет, — посоветовал вампир.

— А он не укусит? — Вопрос вырвался прежде, чем я взвесила меру его оскорбительности.

— Нет, я проконтролирую, — пообещал Конрад таким тоном, что стало ясно: вздумай Сергей Денисович выкобениваться да кривить губы, его спеленают и подержат, как собачку на прививке.

— Ну ладно. — Я пожала плечами.

Если в самом деле поможет, не жалко, могу и погладить. Ведь интересно, каковы эти сверкающие прядки на ощупь. Была в психологии какая-то классификация по приоритетным ощущениям в познании окружающего мира. Для меня главными всегда были запахи и прикосновения. Проблема, однако! Понюхать всегда можно из относительно безопасного далека, а вот трогать на расстоянии — захочешь, не получится.

«Гулять так гулять, два без сиропа!» Я присела на краешек дивана и вздрогнула от неожиданности. Почему-то даже через одежду тело куратора при вынужденном контакте казалось обжигающе горячим. Как если бы у него была гриппозная температура. Может, у кайстов вообще другие нормы температуры — не тридцать шесть и шесть, а все сорок? Если они от фениксов светлогорящих произошли. Ладно, не важно, лишь бы квартиру мне не спалил ненароком.

ЛСД смотрел напряженно, искательно и, блин, почти с ужасом. Будто я его не гладить, а на куски рвать собралась. А еще среди ужаса в его черных мерцающих глазах было что-то странное, похожее на обреченность пополам с надеждой. Жуткая смесь, в такое вообще лучше не вглядываться, чтобы самой не рехнуться.

Я опустила ресницы, протянула руку и погладила прядки. Странно, никогда бы не подумала, что волосы могут быть такими… живыми и теплыми. Тяжелая прядь распадалась на тонкие и искристые волоски, которые тянулись, как наэлектризованные, за моими пальцами. Потрясающе кайфовое ощущение почти завораживало. Губы невольно расплывались в улыбке. Мучительная маска сошла и с лица Ледникова. Он полуоткрыл рот и глубоко дышал. Небось восполнял недостаток кислорода.

— Лучик, а почему ЛСД? — не вытерпел с вопросом Конрад.