Двергурим. Бессмертный

Тощий старец неуверенно протянул руку и поглядел на русобородого. Тогда Дагна взял его за ладонь и вложил в нее мясо, осторожно сомкнув старику пальцы, чтобы тот не уронил угощенье.

- Как тебя зовут, отец? – спросил он.

- Я Бердольф… - еле-еле просипел тощий дварф, глядя на мясо неверящим взглядом. – Из клана Меднобородых.

- Я Дагна Тяжелый Молот. Ешь, отец, ешь. Ничего не бойся.

- Спасибо… Спасибо вам, родные мои… - по щекам старика потекли слезы, когда он редкими зубами принялся жевать жесткое мясо.

- Ну-ну, отец, что ты, - Дагна подсел поближе к тощему дварфу и приобнял того за плечи. – Выдохни, ты среди своих. Только не шуми.

Кагайн вопросительно глянул на него, но Дагна только отмахнулся, мол, все в порядке. Первородный хадар кивнул товарищу и снова повернулся к Эбетту, который колдовал над броней черных гномов.

***

Когда Бердольф немного отошел от пережитого и убедился, что дварфы ему не мерещатся, то поведал им, что был взят в плен не в Аусгоре, а далеко на юге, в городе-крепости Рогнамат. Он проводил геологоразведку нижних уровней, когда его группа внезапно обнаружила широкий идеально круглый тоннель. Дальнейшее он помнил смутно. Дварф был действительно стар и давно разменял восьмое столетие своей жизни. Впрочем, сказать сколько ему лет наверняка, он тоже не мог, даже не представляя, сколько находился в плену у норгейров. Может быть двадцать, может и все пятьдесят лет. За все эти годы он ни разу не видел солнца, потому терялся во времени, дни были похожи один на другой. Он либо сидел в клетке, подобно животному, либо куда-то шагал в кромешной тьме рядом с их машинами вместе с другими пленниками. И чем слабее становились они, тем ярче разгорались кристаллы. Кто-то умирал, принесенный в жертву машине, кто-то шел дальше. Бердольф шел. Тот норгейр, что знал двергмар, похвалил его, сказав, что он очень хороший источник и будет жить долго. А потому, чтобы неуклюжий двергурим не запинался обо все подряд, он будет одарен. И тогда ему стали давать, помимо обычной пищи, состоящей из грибов и жирных личинок каких-то насекомых, растущую прямо на стенах слабо мерцающую плесень. Эту дрянь пятерка дварфов чуть ли не повсеместно находила здесь, в Абиссе, но в пищу ее не употребляли даже при жесточайшем голоде, помятуя о нескольких сгинувших в страшных муках товарищах. Бердольф пояснил, что в чистом виде она не годится, нужно сперва долго ее жевать, пока во рту не образуется клейкая масса. После этого можно глотать. Да, его рвало поначалу. Но кнут норгейров явно дал понять, что или будет по их воле, или никак. Потому Бердольф терпел. В итоге он выдержал месяц или около того, пока не привык. А потом он понял, что что-то не так, что-то изменилось. А потом его осенило – он стал видеть во тьме, будто в пасмурный, сумрачный вечер на поверхности. Как объяснил потом тот черный, что знал язык дварфов, глубинный свет плесени закрепился в теле двергурима, и теперь он одарен им навечно. Разумеется, чтобы хорошо служить им, норгейрам. Ни о какой свободе и речи быть не могло. Из плена норгейров можно было сбежать только один способом – умереть. Тогда Бердольф стал искать себе хоть какое-то занятие, чтобы окончательно не утратить связь с реальностью. Единственное, что он мог делать абсолютно безнаказанно, – слушать. И так год за годом он изучил язык черных гномов, научившись понимать их, но за все это время не произнес ни слова этой странной щелкающей речи. А тут старый дварф оказался абсолютно случайно, но из подслушанного разговора он понял, что норгейры вступили в большую войну и хотят добить своего противника, обрушив его залы. А для этого им нужны лучшие Источники, чтобы питать машины. Потому его привели сюда, чтобы передать генералу Сток-Кагу, командующему сил вторжения. И стоило четверым сопровождающим уйти за провожатыми, как, откуда ни возьмись, налетели дварфы.

- Знаешь, где генерал? – задумчиво спросил Кагайн, рассматривая свое новое оружие.

- Нет, - сокрушенно покачал головой Бердольф.

- А он знает? – указал первородный хадар Синим мечом на начавшего приходить в себя норгейра.

- Знает, сынок. Эта сволочь точно знает. Или знает того, кто знает.

- Тогда поговорим, - присел на корточки возле связанного пленника Кагайн, поигрывая клинком. - Переведешь?

- С огромным удовольствием, - кивнул Бердольф Меднобородый, судорожно сглатывая. – А что будет с ним потом?

- Я убью его, - равнодушно пожал плечами дварф, делая первый надрез на скуле захрипевшего гнома. – Если ответит хорошо, убью быстро. Можешь начинать переводить.

***

Долгие десятилетия нахождения в плену подточили волю Бердольфа. Мысли о свободе давно перестали посещать его, и старый дварф просто смирился с устоявшимся порядком. Бесконечная ненависть к своим тюремщикам с годами сменилась равнодушной покорностью. Он был стар и молил Зерора только об одном – чтобы тот забрал его поскорее в свой Чертог. Однако смерть все не шла к нему, а наложить на себя руки Бердольфу не хватало решимости.