– Что если ты узнаешь, то будешь винить меня в том, что она в таком состоянии. Да и я не хотел, чтобы ты видел ее такой. Я все равно надеялся и продолжаю надеяться даже сейчас, что он скоро очнется. Я думал, что будет лучше рассказать обо всем, когда она очнется. Но ей не становилось лучше, у нее начали случаться приступы. В последнее время приступы участились, врачи не обещают ничего хорошего. Они говорят, что надо быть готовым к худшему исходу.
– Почему ты думал, что я буду винить тебя в этом?
– Потому что я виноват. Это моя вина, и мне не следует перекладывать ее на других. Она ведь верила мне. – отец протягивает руку к маме и начинает гладить ее волосы, лицо. Затем он положил ладонь на ее щеку, рассматривая каждую ее черточку. Хотя он, наверное, и так изучил ее лицо наизусть за это время, затем он убирает руку.
– Ты ни в чем не виноват. Но все-таки лучше бы ты сразу мне обо всем рассказал. – я пытаюсь успокоить его и показать, что я его совсем не виню в произошедшей аварии.
– Прости. Я действительно виноват перед вами обоими, и я это сам понимаю. Я не смог сдержать обещание, которое дал ей тогда. Я не смог ее защитить от отца. – отец выглядит настолько подавленным. А ведь ему приходилось все время жить с этим бременем одному. Он никому не рассказывал, держал все в себе. Он столько страдал и страдает до сих пор.
Вдруг звук маминого сердцебиения на приборе начинает ускоряться. Мы с отцом одновременно поднимаем взгляд сначала на экран, затем на маму. Отец сильно напуган. Может, это новый приступ? Неужели все так плохо. Мы встаем с места, я беру мамину руку в свои, а отец нажимает на какую-то кнопку, наверное, чтобы вызвать доктора. Затем мы смотрим на нее, чтобы удостовериться в чем-то, хотя сами не знаем в чем, ведь мы не знаем, что надо делать. И я вдруг понимаю, что мамины глаза открыты. Она часто моргает и щурится, наверное, из-за непривычки от света. Затем она начинает водить глазами в разные стороны, пока не встречается взглядом со мной. По ее вискам вниз на подушку текут слезы. Она меня узнала. Я улыбаюсь ей.
Мама пытается что-то сказать, но у нее не получается, ее голос не слушается. Я глажу ее по руке, пытаюсь успокоить, чтобы она не волновалась.
– Все хорошо. – говорю я ей. Она успокаивается.
Тут дверь резко открывается и внутрь спешит врач с медсестрой.
– Что случилось? – спрашивает он, когда видит, что в палате спокойнее, чем он ожидал. Я даже не смотрю в его сторону, отец тоже не может оторвать взгляд от мамы.
– Она очнулась. – отвечает отец.
– Что? – переспрашивает врач. Он видимо совсем нам не верит. Он подходит к маме и начинает ее осматривать.
Врачи начинает задавать ей вопросы, но она не может ответить. Он ее успокаивает, говорит ей моргать определенное количество раз в зависимости от ответа. Он продолжает задавать вопросы, мама моргает, отвечая на них, и неотрывно смотрит то на меня, то на папу. Она словно понимает и не понимает одновременно, что с ней происходит. Но она меня узнала. Как она могла меня узнать? Ведь она меня не видела? Или все-таки во сне это была действительно она? Поэтому она смогла меня узнать? Или я просто так похож на отца, что она сразу все поняла? Но ведь она в таком состоянии, только вышла из комы, вряд ли она меня бы узнала. Она смотрит на папу и тоже улыбается ему. Она его тоже помнит. Это хороший знак. Неужели это действительно с нами происходит? Мама, правда, вышла из комы именно в тот день, когда я пришел к ней? Когда я, наконец, ее нашел? Поэтому она мне снилась? Неужели это все правда? Я чувствую себя невероятно счастливым. Я с трудом верю во все происходящее в данный момент, наверное, также как и отец. Обычно такое случается только в фильмах, но вот я стою и созерцаю это чудо.
Глава восемнадцатая