Двери открываются

Борис чувствовал какую-то необъяснимую тревогу и хотел поскорее добраться до спасительных стен своей квартиры, но дома, похожие один на другой, обступили его со всех сторон и, кажется, были готовы навсегда запереть его в своих холодных облезлых стенах. В пятый раз пройдя по одной и той же мёртвой улице, заканчивающейся тупиком, Борис остановился и стал отчаянно озираться по сторонам в поисках хоть чего-то, что могло бы помочь ему выбраться из этого кошмара. Кто знает, сколько бы ещё ему пришлось стоять здесь, привлекая внимание мобильных саморегистраторов и патрульных дронов, если бы что-то вдруг не бросилось ему в глаза. Какое-то чувство внезапно поднялось с самого дна полустёртой памяти, и он остановился, пытаясь поймать и хоть немного осмыслить его. Напротив, через дорогу, виделся небольшой холмик, полностью заросший сухой прошлогодней травой и пестревший разноцветным мусором. Это место казалось неожиданно знакомым. Да, это оно! Именно здесь они с кем-то, может быть с дедом, в той, другой, жизни, катались с горки зимой. Кажется, летом отсюда хорошо было видно облака и ласточек, пролетающих в воздухе, можно было почувствовать запах свежей травы и, вдыхая его, ничего не делать, просто сидеть на земле, есть чипсы, купленные в киоске неподалеку, и смотреть веселые картинки на старом телефоне с треснутым экраном.

Борис всеми силами пытался отогнать от себя это воспоминание, но оно упорно лезло ему в голову, как танк, сносящий все на своем пути.

Вот они с кем-то сидят и болтают обо всём на свете, и этот кто-то вдруг спрашивает серьёзно:

– Ты вот, Борька, вырастешь, кем станешь?

– Я, деда, сначала буду учёным, а как мне надоест, стану художником.

– Художником? – дедушка всыкидывает брови в притворном удивлении. – И что же ты будешь рисовать?

– Слона!

– Слона? – опять переспрашивает дед. – С хоботом?

– Конечно! С двумя! Нет, со стоимя хоботами, – хохочет Боря. Дед замечает, что передний борькин зуб уже выпал и оставил на своём месте огромную щель, от которой его улыбка становилась ещё более трогательной и беззащитной.

– С сотней, правильно говорить, с сотней хоботов, – назидательно говорит дед.

– А помнишь, мы зимой здесь с горки катались? – Боре не нравится, когда его поправляют, и он меняет тему разговора. – А мы ещё пойдём?

– А как же, и Настю с собой возьмём.

Боря хмурит лоб.

– Не, Настю не надо, она плачет всё время.

– Ну не надо так не надо. Вдвоём пойдём, как настоящие мужчины.

– А зима скоро?

– Не, Борь, не скоро. Вот сейчас весна закончится, потом лето, осень, а потом уж зима. Ты потерпи немножко. Хочешь, я тебе велосипед куплю? Будешь на нём кататься летом.

– Лучше, деда, слона. Я на слоне кататься буду, – и Боря опять заливается задорным безмятежным смехом. – А помнишь, деда: “А слониха, вся дрожа, так и села на ежа”. А медведи там на велосипеде ехали, да? Деда, а почитаешь мне перед сном ещё про Тараканище?

– Борь, давай я тебя научу самому читать?

– Не, читать скучно, я лучше рисовать буду. Вот ты старый вырастешь, забудешь, как мы с тобой с горки катались, а я приду к тебе и нарисую, и ты вспомнишь. И скажешь, я хороший художник, или нет. А снег как нарисовать? Просто белым? Так он же не белый, он… как это…? Пелрамудровый, вот!

– Приходи, Борис. Что бы ни случилось, нарисуй и снег, и слона, и нас с тобой на горке. Обязательно приходи ко мне, обещаешь?

– Нет, дед, я больше никогда к тебе не приду! Я больше никогда не смогу посмотреть в твои мерзкие остекленелые глаза и нет никакой разницы, что ты мне скажешь. Я точно знаю, что стану отличным художником и даже твоя гнилая кровь, текущая сейчас во мне, не сможет остановить меня. Я не просто не приду, я вычеркну тебя из своей жизни, как будто никакого деда у меня и не было никогда.

Борис не помнил, что он ответил деду в тот раз, но если бы он в этот момент встертил его здесь, он бы сказал ему именно эти слова. Тоска накрыла Бориса еще сильнее и чтобы побыстрее отогнать ее, рн решил вернуться к поискам дома. Нужно было ещё немного напрячь память и заставить её, вместо неработающего навигатора, быть его поводырём. Борис огляделся по сторонам. Вот эта горка, и значит, дом должен быть где-то рядом. Кажется, в этом месте они с матерью переходили через дорогу, и она крепко держала их с сестренкой за руки, потому что тогда по улицам ещё ходили машины. Потом они, вроде, останавливались у киоска, где продавались невиданные и запретные для него и сестры сокровища – игрушки, мыльные пузыри, карточки с героями детского телеканала "Веснушка" и даже разноцветные фломастеры – такая вожделенная мечта маленького Бориса. На эти безделушки у матери никогда не было денег, и она ещё крепче хватала детей за руки и тащила их к дому, который отсюда уже было хорошо видно.