Двери открываются

«Государственная сеть Катюша будет отключена с 22:00 до 6:00 следующего дня, – донеслось из транслятора, – Просим убедиться в наличии маскировки и желаем вам приятного ночного отдыха»

Борис уже был готов лечь на ставшую вдруг неуютной и страшной кровать, как вдруг послышался робкий стук в дверь.

– Арсеньев? Ты не спишь ещё?

– Нет, Егор Семёныч, заходите.

Егор Семёныч неуверенно прошагал в комнату, чуть согнувшись и по-стариковски опустив плечи.

– Я тут вот что… – начал он. – Вашим там на фронте, кажется, наливают иногда… Ну, для храбрости, верно?

– Бывало, – Борис моментально понял цель прихода соседа и расслабился.

– Так вот… Может у тебя есть чего? С собой, то есть… Я ведь её-то уже лет пять не пил. Вроде и не надо, а хочется иногда. Ну, сам понимаешь, живём в тепле, еда, вода есть, квартира хорошая… А иногда как накатит тоска, прям сил нет, – он опасливо покосился на дверь, а потом на окно, как будто там прятались иноагенты, готовые в любой момент рассказать всему миру, как плохо живётся Егор Семёнычу в Союзном Государстве. – Не поделишься со стариком, вроде как за знакомство?

У Бориса было. Как раз перед ранением всем бойцам выдали по пол-литра спирта, которые, разбавив водой, можно было растянуть на полгода. Потом был бой, изолятор и возвращение в казармы, где выпить-то толком было не с кем, потому что его старшая рота уже перебазировалась в другую точку, а младшим спирт ещё не полагался. Борис тогда запрятал бутылку в рюкзак, где она до сих пор лежала и дожидалась Егора Семёныча.

– Стакан-то есть? – подмигнул Борис.

– А как же! – обрадовался старик. – Бабка спит уже, а я сейчас… Посидим с тобой по-соседски, Васеньку заодно помянем.

Они посидели, помянули Васеньку и борисовских боевых товарищей, выпили за Правдина и за День Освобождения, а потом за что-то ещё. Закуски не было, поэтому приходилось через силу давиться горькой обжигающей жидкостью, на глазок разбавленной водой, предназначенной для утренних туалетных процедур. Спустя некоторое время Егор Семёныч повеселел и обмяк. Борис решил, что старику уже хватит, взял со стола бутылку и под пристальным взглядом соседа убрал её обратно в рюкзак. Сообразив, что больше ему не нальют, Егор Семёныч неуверенно встал со стула и, чуть пошатываясь, пошёл к двери.

– Подожди, боец, я сейчас, – проговорил он и криво махнул рукой.

Минут через десять он вернулся, пряча что-то за спиной.

– Вот, – гордо сказал он, – Забыл совсем. Мы же когда сюда въехали, считай уж лет 25 назад, тут ведь ничего не было. Голые стены, даже мебель вывез кто-то до нас.

Борис отрешённо кивнул. Ужасно хотелось спать.

– Так вот, значит, лет пять прошло, и всем велели поставить на окна маскировку, ну может ты помнишь, раньше-то были стёкла прозрачные, через которые улицу видно.

– Не помню.

– Ну и не важно. Значит, стали мы старые окна снимать, а там вон оно что, – Егор Семёныч вытащил из-за спины какой-то свёрток, – Я сразу сказал, это от предыдущих жильцов осталось, выбросить хотел. А бабка подумала, что, может ещё вернётся кто. Ты, говорит, оставь пока что его, сохрани. Так вот, значит, я и сохранил, да и забыл совсем. А тут мы о семье твоей заговорили, и меня вроде как озарило. Вот, в общем, возьми, может пригодится.

С этими словами Егор Семёныч достал из-за спины старый пакет с каким-то предметом неровной формы внутри. Борис развернул его и не сразу поверил своим глазам. Перед ним был его детский слоник – мягкая игрушка, посеревшая от пыли и старости. Он осторожно взял его в руки, и в первый раз за много-много лет ему захотелось уткнуться в него носом и заплакать то ли от радости, то ли от другого, неизвестного ему чувства.

– Твой? – спросил Егор Семёныч.

– Мой… Кажется… – ответил Борис.

– Ну вот и хорошо, – успокоился старик. – Я, значит, пошёл. Спать ложись. Бабке ни слова.

– Спасибо вам, – совершенно искренне сказал Борис.