Двери открываются

Да, точно, это здесь, прямо за углом. Киоска уже не было, и на его месте возвышались сваленные в кучу железки, уже успевшие порасти толстым налётом ржавчины. Борис перебежал через дорогу, не обращая внимания на недовольно пищащие саморегистраторы, перепрыгнул помойную яму, пнул крысу, путавшуюся под ногами, и тут же наступил в какую-то вязкую коричнево-зелёную жижу. Всё это не имело никакого значения, ведь впереди дом и новая жизнь, в которой он обязательно станет художником и нарисует слона со стоимя хоботами на пелрамудровом снегу.

2

В доме был один подъезд, дверь в который не закрывалась и косо висела на одной петле, грозясь в любой момент отвалиться. Лифт, конечно же, не работал, точнее, его вообще не было, только пугающая шахта зияла посреди лестничной клетки, как пищевод какого-то гигантского животного. Борис покосился на неё и стал подниматься по лестнице, методично отсчитывая пролёты. На нужном ему десятом этаже, как и на всех остальных, царил полумрак, разорванный на части тревожным светом красных диодов, установленных над каждой дверью. Этот свет означал, что дверь заблокирована, и открыть её можно только по специальному заявлению, то есть практически, никогда. Борис достал микропропуск, выданный ему вместе с маршрутным листом ещё на фронте перед поездкой, и приложил его к контрольной панели. В ответ он услышал недовольный писк и механическое сообщение: «Устройство не зарегистрировано для прохода в данное помещение. Осталось две попытки». «Две попытки, а потом что? – мрачно подумал Борис, – Штраф? Обездвиживание? Самоликвидация?» Он вспомнил слова полковника Петренко. Вдруг ему действительно нечего делать в тылу? Вдруг этот непривычный и враждебный мир никогда не примет своего блудного сына, двадцать четыре года назад покинувшего отчий дом? Что, если он так и останется стоять здесь, возле наглухо закрытой двери, дожидаясь, пока за ним не пришлют самоизолятор, который обездвижит его навсегда? Борис зачем-то поправил маску, натянул поглубже шапку и приложил пропуск ещё раз.

«Проход гражданину Арсеньеву Борису, внутренний код 152-АН1021, разрешён, – неожиданно сообщило устройство, и светодиод замигал зелёным, – Дверь будет разблокирована на десять секунд. Начинаю обратный отсчёт. Девять….» Борис не стал дожидаться восьми и стремительно влетел в свою новую старую квартиру.

Оказалось, что его возня за дверью привлекла внимание остальных жильцов. Из коридора робко высовывалась наспех причёсанная голова старушки в тусклой застиранной кофточке, а чуть дальше стоял старичок в чёрных дырявых брюках и неожиданно белой рубашке, застёгнутой через одну пуговицу. Борис не был готов к такому радушному приёму и выпалил то, что первым пришло ему в голову: «Гражданин Борис Арсеньев, уволенный в запас 21 марта 2060 года, на место постоянного проживания прибыл!» Старик приосанился и неспешно подошёл к Борису.

– Арсеньев, значит, – сказал он, как будто у него ещё оставались сомнения. – А я Егор Семёнович Михайлов, а вон супруга моя, Юлиана Павловна, тоже, значит, Михайлова. Добро пожаловать домой, гражданин Арсеньев. Самодезинфекцию прошёл?

Не дожидаясь его ответа, Юлиана Павловна полетела к Борису с дезинфекционной лампой и бутылкой какой-то прозрачной жидкости, подозрительно напоминающей простую воду. Совершив несколько неуверенных движений лампой и окропив Бориса обеззараживающим раствором, Юлиана Павловна отступила, боязливо поглядывая на нового жильца.

– Это… Куда мне пройти? – неловко переминаясь с ноги на ногу спросил Борис.

– А ты что ли не помнишь? – удивлённо взглянул на него Егор Семёныч. – Ты же, вроде, местный, ну, тутошный?

– Я не помню уже… Я мелкий был, – ещё более неловко ответил Борис.

– Сынок, налево дверь, – Юлиана Павловна вдруг подала голос с другого конца коридора. – Мы там тебе мебель кое-какую оставили, кровать, стол, на первое время хватит. Покушать только нету, извини, наборы только вечером доставят. Ты бы себе тоже заказал, а то ещё сутки голодным просидишь.

Борис поблагодарил хозяйку, прошёл в свою комнату и повалился на узкую кровать, не замечая жёсткие пружины, острыми зубами вонзающиеся в рёбра. Спать теперь можно было сколько угодно, и он моментально отключился, опустошённый обнажившейся реальностью новой жизни.

3