Двери паранойи

Вспомнил! Вспомнил, где я видел эти семь букв, выстроившихся проклятым аккордом: МАКАНДА, МАКАНДА, МАКАНДА! Вспомнил в самый неожиданный момент.

Человеческий мозг похож на игральные кости в стакане: ты встряхиваешь их, бросаешь – и никогда не знаешь точно, какая комбинация выпадет. Я проверил эту теорему на себе.

Мой череп был стаканом; удары об асфальт заменили руку игрока. Меня тряхнуло и бросило так, как мне и не снилось; в результате нечто всплыло из черной трясины – на сей раз это был воспроизведенный с абсолютной точностью кусочек книжной страницы с печатным текстом.

Я знал, знал: даже из продырявленной памяти не может пропасть бесследно то, что было прочитано не менее двухсот пятидесяти раз слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх в течение четырех лет! Флеминг в своем «Живи и дай умереть» ссылался на «Древо путешественников» Патрика Ли Фермора, Патрик Ли Фермор – на отца Косме, а мне ничего не остается, кроме как вложить все это в следующую матрешку:

…Еще более зловещим является то, что существует определенное количество преступно-мистических сообществ колдунов с совершенно кошмарными названиями: «ле Маканда», названное по имени знаменитого гаитянского отравителя, «ле Зобоп», по имени банды, «Мазанкса», «Капорелата» и, наконец, «Влинбндинга». Это, как пишет Косме, были преступные формирования, чьи боги требовали – вместо обычных петухов, голубей, коз, собак или свиней в обрядах Вуду – жертвоприношений «безрогих козлов», которые, разумеется, обозначали людей…[14]

Эти строчки промелькнули, будто дурное знамение – хвост кометы в покосившихся небесах, – а тем временем я продолжал тереться об асфальт. До обочины я, естественно, докатиться не успел. Надвинулся первый ангел и накрыл меня своей тенью.

Душная, ревущая тьма…

Адская полифония…

Дьявольский оркестр во славу эффекта Допплера…

Внутри меня отчаянно забилось что-то. Впервые в жизни я почувствовал себя пустотелой куклой с вложенным в туловище резиновым шариком. Плотный компактный сгусток находился внизу живота, и его швыряло из стороны в сторону в полном соответствии с законами инерции…

Ангел сдернул с меня подол своего стального плаща и умчался прочь, сменив надсадный вой на низкий утробный рык. Зато приближался следующий – четырехглазый, извергающий отравленный дым, шелестящий негуманоидными ногами-колесами… В этот момент я понял, что колесо изобрел тот, кто первым продлил и соединил между собою четыре «ступни» свастики. В моем положении это было чрезвычайно ценное и полезное умозаключение.

Вскрикивая от боли и ломая ухоженные ногти, я цеплялся за едва заметные неровности дороги – пытался побыстрее убраться с проезжей части. Ясное дело, меня плохо слушались не только руки и ноги, но даже язык. По-моему, я раскусил его во время убийственных кувырков; во рту было полно крови. Выдохнув, я изверг из себя целый фонтан. В глазах пульсировали чернильные кляксы. Удивительно, как я не потерял сознания. Ну а мертвой хваткой держать пушку уже стало моим коронным номером.

Подозреваю, что выглядел я как чудом уцелевшая жертва авиакатастрофы. Золотые часы превратились в бесполезную побрякушку. Минутной стрелки словно не бывало, часовая застыла на двенадцати…

Из последних сил я подтягивался на одной руке – асфальтовое шоссе казалось вертикальной стенкой. Следующий грузовик с ревом пронесся мимо; шины промелькнули всего в нескольких сантиметрах от моей головы. Меня обдало освежающим дождем грязи.

Ползи, Макс, ползи. Если бы не этот дикобраз, ворочавшийся в кишках, я считал бы, что в целом приземлился удачно.

Наконец я кое-как дотащился до обочины и свалился в неглубокую канаву. Здесь было спокойно и уютно, однако не очень сухо.

Я не настолько глуп и наивен, чтобы позволить себе расслабиться в такую минуту, хотя должен признаться, что испытывал огромное, почти непреодолимое искушение отлежаться. Но стремление уцелеть победило. Я смотрел в ту сторону, куда умчались «мерседес» и оба «вольво». Что-то должно было случиться. Позже я осознал, чего ожидал: воплей клаксонов, звука удара, огненной вспышки…

Ничего подобного не произошло. Грузовики проезжали мимо, а на противоположной полосе автомобили притормаживали, выстраиваясь в два плотных ряда. Назревала пробка.