Двери паранойи

(Давным-давно, в другой жизни, один приятель рассказывал мне о своих ощущениях, когда у него выходил камень из почки. Я ему не завидовал. Попробуйте для примера протолкнуть сливовую косточку через сосиску! А теперь представьте, что сосиска обладает кое-какой чувствительностью. Даже единственный камень может причинить невероятную боль. Мне же показалось, что у меня в паху начался настоящий камнепад.)

Фариа заорал: «Держи его!». Скорее всего, он обращался к Верке, потому что та вцепилась в меня, как пантера в поросенка. Мое лицо оказалось прижатым к ее обвисшим усыхающим мешочкам, но, поскольку я весил раза в два больше, то вскоре мы вместе с нею скатились с табурета и продолжали извиваться на полу.

Фариа схватил меня за член, на котором вздулся бугорок размером со спелую черешню, и занес над ним свою хлеборезку, но тут я дико завизжал: «Нет!!! Только не это!» – и старик с видимым сожалением отказался от своего намерения. Сквозь разноцветную подрагивающую пелену перед глазами я разглядел, что бугорок пропутешествовал в обратном направлении и устремился по внутренней стороне левого бедра к колену.

Фариа двинул меня в челюсть, чтобы я отключился и не мешал ему своими судорогами, но позиция у него была неудобная, а положение моей челюсти – трудноуловимое. Поэтому стало еще хуже – мне казалось, что я катаюсь по колючей проволоке, хотя на самом деле это было всего лишь битое стекло.

Тогда Фариа бросил нож и схватился за веревку, однако прежде чем он успел туго перетянуть мне бедро, «жучок» взрыхлил мои тощие ягодицы миниатюрным плугом и устремился вверх вдоль позвоночного столба. Я взвыл так, будто рожал ежика, но потом вдруг обнаружил, что для вытья уже не хватает воздуха. Старик накинул веревочную петлю мне на шею, а истопник-бутылочник навалился на ноги, отчего я стал дергаться с гораздо меньшей амплитудой.

Лишь немного позже я осознал, что должен благодарить Фариа, – страшно подумать, что было бы, если бы «жучок» проник под мой скальп! Пожалуй, моя черепушка вскоре болталась бы внутри кожаного мешочка, как детская погремушка. Но тогда я мог только издавать задушенные хрипы и выпучивать уцелевший глаз. Верка подпрыгивала на моем животе и хохотала, угодив в бесплатный аттракцион. Голубь метался в клетке, хлопая крыльями и раня себе грудь о тонкие прутья…

Блуждающий экспресс жуткой боли превратил секунды в минуты – если верить Фариа, всего их было не больше семисот двадцати. Бессмысленная борьба могла оказаться бесконечной или окончиться смертью от щекотки. «Жучок» несколько раз обогнул мою шею и скользнул в правую руку.

Старик, по-моему, только этого и ждал. На сей раз петля захлестнула предплечье и сдавила его так туго, что прервался ток крови. Немеющие пальцы выпрямились; боль стала вполне терпимой. Подкожный паразит добрался до моего запястья и засел тут. Образовалась гигантская бородавка.

Похоже, эта жутковатая тварь (или устройство?) обладала зачатками интеллекта. Во всяком случае, она каким-то образом воспринимала угрозу и пыталась ускользнуть, пока не поняла, что путь перекрыт. Теперь она выжидала…

Я смотрел, как Фариа подносит нож к моей побелевшей вздувшейся кисти, вдобавок казавшейся мне чужой, – кисти трупа из анатомического музея. За мгновение до того как тупое лезвие разодрало кожу, «жучок» выскользнул из-под него и спрятался в ладони. Я вцепился левой рукой в поврежденное запястье, зажимая рану и одновременно пытаясь покончить с этим дурацким родео.

Фариа поймал пальцами шарик, застрявший там, где у меня на ладони прерывается линия жизни и очень близко к ней подходит не слишком ярко выраженная линия ума. Кажется, в хиромантии это место именуется равниной Марса. Сейчас на ней вырос настоящий Эверест. В его подножие Фариа и вонзил свой корявый инструмент, отчего я снова чуть не взвился под самую дырявую крышу. Но мне не дали: все три спасателя-истязателя зафиксировали меня своими дряхлыми мощами, будто собаку на операционном столе, и седовласый хер(ург) сделал свое кроваво-красное дело.

Он извлек на свет черную горошину, из которой торчали в разные стороны две металлические антенны, напоминающие усики, и три пятипалые ручонки. Четвертая оказалась отсечена хлеборезкой, и жалкий обрубок толщиной со спичку еще вяло подергивался. Уцелевшие ручки вцепились в зазубрины на острие ножа…

Что это было – биоробот? Радиомаяк? Психотропный излучатель? Продукт генной инженерии? В любом случае латинос внушал мне теперь не только страх, но и священный трепет.

Кроме маленьких рукообразных конечностей, снабженных острейшими коготками, тварь, возможно, имела аналоги каких-нибудь органов чувств – слишком миниатюрные, чтобы их можно было разглядеть невооруженным оком. Когда Фариа развязал петлю, стягивавшую мое предплечье, из раны на ладони хлынула кровь. Я застонал и без сил откинулся на спину.

– Давай его сюда! – хриплым голосом приказал избавитель.

Обиженный мною старикан открыл клетку и достал оттуда немного успокоившегося голубя. И все равно птица выглядела так, будто побывала в когтях у кошки.