Двери в полночь

Сказать, что я была рада его видеть, — это не сказать ничего. Такой бури эмоций я даже сама от себя не ожидала. Из больничного крыла меня выписали в тот же день, когда начиналась и «терапия», так что я даже не успела заехать домой. И вот теперь, когда я открыла дверь кабинета Шефа, он, как и раньше, сидел на краешке стола, протягивая мне кружку, над которой медленно млел пар:

— Кофе?

Мне показалось, что я не видела его лет сто как минимум. И эти интонации, эта вопросительно поднятая бровь, даже его кабинет, в котором ничего не изменилось с моего первого визита, — все вдруг показалось мне таким родным, таким… желанным, что я сама не поняла, как преодолела расстояние до стола и повисла у него на шее.

— Ого.

От Шефа пахло ветром и морем, и мне на мгновение показалось, что я стою на краю обрыва и вот сейчас прыгну в пустоту, отдаваясь воздушным потокам.

— Да, Чирик, терапия тебе необходима, — он говорил насмешливо, но одной рукой все же приобнял меня в ответ, и я почуяла в этом жесте искренность — а остальное неважно.

Я отстранилась, нашла свое любимое кресло и с наслаждением в него плюхнулась. Шеф смотрел на меня одновременно довольно и подозрительно.

— Чего это ты такая стала радушная? — Я пожала плечами. — Надо было давно тебя ножиком пырнуть.

Я фыркнула, принимая наконец из его рук чашку кофе.

— Кстати, а где Оскар?

Как я ни старалась, небрежности в тоне мне не хватило. То ли дыхание сбилось на «Оскар», то ли я просто не сумела сдержать напряжения, и дрогнули руки. Не знаю, но Шеф сразу подобрался и стянул губы в прямую линию:

— Занят.

Я посмотрела на Шефа, он — на меня. Мы оба знали, что он врет, только я не знала, почему. Прошла минута, другая…

— Почему вы не приходили? — Мой голос прозвучал неожиданно хрипло.

Шеф встал со стола, глянул на меня неожиданно жестко — ни за что не скажешь, что только что мы радостно обнимались, — и потянулся за сигаретами.

— Потому что так было лучше. Для тебя. И хватит вопросов.

— Ну почему?! — Я поставила чашку на стол так резко, что кофе из нее выплеснулся на стол. — Почему хватит?! Я просто хочу правды!

— Правды? — Шеф сделал шаг вперед, нависнув надо мной: — О'кей, будет тебе правда. Ты уже не маленькая девочка, что я тебя, в самом деле, оберегаю!

Он наклонился так близко, что я видела, как в его зрачках отражаются лампочки на потолке:

— Оскар не хочет тебя видеть. Ясно?

Наверное, так же почувствовала себя жена Лота, когда оглянулась на горящий город и обратилась в соляной столб. Несколько мгновений я просидела, не двигаясь, потом кое-как вздохнула:

— Поч… — Я попыталась втянуть воздух. — Почему?

Он помолчал пару секунд и буквально выплюнул:

— Не знаю.

Я кивнула, рассеянно шаря взглядом по полу. В ногах появилось странное ощущение, что если я прямо сейчас не уйду, то их сведет судорогой, — и я вылетела из кабинета, едва касаясь пола.

Надо было съездить к матери — она думала, что я в срочной длительной командировке, — но не было сил делать вид, что все нормально, так что я ограничилась звонком. Голос у нее был немного сонный:

— Чирик? Ты чего среди ночи?

— Ой, ночь уже, да? — Я запоздало глянула на часы. Было почти два. — Прости, я с этой работой совсем запуталась когда у нас что. Спи, я днем позвоню. Если соображу, когда у нас день, — я вымученно засмеялась.

— Да ладно уже, — кажется, мама улыбнулась, — чего хотела?

— Да просто спросить, как твои дела. А то давно не разговаривали.

Она на мгновение замолчала, видимо перебирая в уме происшествия последних дней.

— Да все нормально, ничего особенного не происходит в моей старушечьей жизни.

— Я заеду, — я снова улыбнулась, уже искренне, — как будет окно в работе. А то только вернулась, надо кучу рапортов писать.

— Буду ждать. Спокойной ночи.

* * *

Все было смазанным и едва различимым, а фигуры двигались странно. Будто только что были там и уже где-то в другом месте. Она пытается уследить за их движением, но голова двигается невыносимо медленно, и она видит только размытые образы. Ей легко и приятно, будто она наконец-то на своем месте. Легкое беспокойство не выходит за пределы допустимого, и она невольно улыбается. Все хорошо, все спокойно.