Двери в полночь

Еще через полчаса в баре «Всевидящее око» не осталось ни одной целой вещи, а посетители вжались в стены, с ужасом глядя на застывшую посреди этого хаоса пантеру. От нее валил пар, а хвост яростно бил по бокам. Она переводила взгляд с одного нелюдя на другого и скалилась. Посетители мысленно пытались просить богов о помощи — кто в кого верил или кто с кем был знаком. Все, кроме двоих — суккуба Сатрекс и фавна Сатурна. Они выступили вперед, глядя на пантеру. Та подняла на них тяжелый взгляд желтых глаз и кивнула.

Через пять часов где-то глубоко под землей, там, где двери и стены обшиты звуконепроницаемыми материалами, Оскар застегнул наручники на тонких желтоватых запястьях оборотня и пристегнул его к стулу. Он набрал в шприц немного жидкости из ампулы и вколол ее оборотню в шею. Тот дернулся, но промолчал.

— Ну что ж, Ворон, — Оскар сложил руки на груди и оперся о стол, — теперь ты ни в кого не превратишься. А еще у нас будет долгий разговор.

Оскар умел быть жестоким — очень. Острые когти вкупе с регенерацией собеседника могут стать причиной постоянной, нескончаемой боли и никогда — смерти. Через три часа Ворон, испещренный свежими, едва затянувшимися порезами от шеи до живота, сдался, и Оскар поднялся к Шеферелю на четвертый этаж. Он думал о том, что узнал, и о том, что сказала бы Черна, узнай она, как ему досталась информация. И очень надеялся, что она никогда этого не узнает.

Оборотень постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Он закрыл за собой дверь и очень тихо произнес только одно имя:

— Доминик.

Шеферель приподнял брови и вздохнул.

Через пятнадцать минут весь Город был переведен на военное положение.

Через трое суток я открыла глаза.

Первое, что я почувствовала, — вкус крови во рту. Потом уже навалились мигрень, голод и боль под левой грудью. Но сначала был этот мерзкий железный привкус и отвратительный запах.

Дверь почти сразу открылась, и в нее проскользнуло что-то очень маленького роста в белом халате. Что-то напоминало грызуна с добрыми черными глазами, выглядывающими из-под врачебного колпака.

— Привет, детка, — улыбнулось существо, — я твой доктор. Зови меня Борменталь.

— Я что, выжила? — прошептала я пересохшими губами.

— Да, — Борменталь улыбнулся, — чудом.

Я посмотрела на него, и в этих добрых черных глазах плескалось знание, которое, я поняла, мне никогда не будет доступно.

— Вы ведь не расскажете, что это было за чудо, да?

— Нет, — улыбнулся Борменталь, кладя руку мне на лоб (для этого ему пришлось привстать на цыпочки), — давай-ка померяем температуру. — Он протянул мне градусник и, наклонившись, прошептал: — Но тяжелее всего было уговорить охрану не бежать на этот грохот…

Борменталь улыбнулся и приложил пухлый палец к губам. Это было все, что я могла узнать о своем чудесном исцелении.

Вот так закончился мой год в НИИДе, год новой жизни. Я думала, что он был тяжелым, — я просто не знала, что будет дальше. А если бы знала, наверное, предпочла бы умереть тогда на койке.

Часть 2

Пролог

Будильник звонил резко и неумолимо, так что пришлось оторвать себя от подушки и встать. Часы показывали ровно 11 вечера — что ж, дивно, у меня в запасе час на бытовые женские нужды.

Я не одобряла привычки соплеменников одеваться в черное и выглядеть как готы. Эти смешные мальчики и девочки с измазанными лицами всего лишь играют в демонов и вампиров, так зачем нам это?

Сейчас было лето, а значит, солнце вставало рано, а темнело поздно — все тело успевало задеревенеть за долгие часы сна. Я с хрустом размяла позвонки и прошлепала на кухню, сонно ероша волосы — все равно они стоят дыбом, прическу я не испорчу.

В холодильнике было пусто, только опрокинутая литровая бутылка с остатками молока напоминала, что когда-то здесь были продукты. Я вздохнула и потянулась за сигаретой. Мысль сменить замки в очередной раз посетила мою глупую головушку. Хотя, сделай я так, не миновать мне неприятностей и разборок — у нас же все общее, все братское! Какой-то извращенный коммунизм, мать его! Знали бы Маркс и Энгельс, кто на самом деле применит и разовьет их теорию!

Пепел упал на белую потрескавшуюся столешницу. Здесь вообще все разваливалось на составные части, но просить от общины новую квартиру было бессмысленно — я въехала сюда всего несколько месяцев назад, и это был отнюдь не самый плохой вариант! Раздражало только то, что все знали адреса друг друга, и вот так прийти и выжрать все запасы считалось нормальным.

Покосившись на мобильник, я попыталась прикинуть, к кому я успею сбегать пожрать до сбора. Получалось, что никуда я не успею. Минут через двадцать здесь уже будет Рокки на своем разбитом «кадиллаке», а мне еще надо как-то привести себя в порядок.

Красилась и одевалась я, по привычке глядясь в кастрюлю, — что толку от зеркал. Это только считалось, что я умею готовить и вся эта утварь мне нужна. На самом деле я питалась полуфабрикатами и всякой едой на вынос — корейской, китайской… Все равно, лишь бы было что запихать в вечно голодное брюхо.