- Да, только я не знаю, где тот лес... Тропа-то вот она, а где он именно находится. На западе, это точно. Но где?
- Наверно, на нашем острове, - просто ответил Дворик. - Я о нем совсем-совсем давно слышал... Об острове. А как думаешь, если я попрошу человека со мной уйти... уйдет он?
- А какой человек? - не поняла я. - Разве людям можно... на ваш остров?
- То-то и оно... может и можно, но... Он же, человек, он здесь живет. У него родные, свои, он не старый еще. Если бы старый, можно было бы... Наверно. Нет, не буду звать... Нельзя это, - ответил сам себе Дворик.
Я много спрашивала. И про Остров. И про то, берут ли туда людей. И если берут, то каких и когда. Об этом я не расскажу - Дворик взял с меня обещание молчать. Сказал, что мне, как Проводнику, это знать можно. Но другим людям - нет. Спрашивала я и про Дворы тоже - туда-то людей берут ли? И Дворик перечислил мне тех, кого он знал, - оставшихся в Дворах. Бывших людей. Вот эти имена. Дворовая Мама, Черный Кот (правда, этот на особом положении, он вроде как не умирал, но остался в Дворах), Ирка (подруга Кота), дядя Коля, Дина, о которой я все и так знаю, девушка из дубовой рощи, забывшая свое имя, и называемая Дубовой Веткой, ну и еще несколько имен. Дворовая Мама воспитывает также найденышей, они тоже люди, то есть детеныши людей, но это уж другое совсем. Она подбирает совсем маленьких детенышей людей, которых люди выбрасывают на помойку. Которые только что родились... Таких у нее трое. И качает во дворах коляски , если мамы отвлеклись, а ребенок в коляске плачет. Дворик мне про нее больше ничего сказать не может, потому что это же все-таки ее дело, а не его. Но она добрая и вот она-то точно не уйдет на Остров, хоть ты ей его покажи прямо у нее перед носом. Потому что - а детей куда?
- А ты все же уйдешь? - спросила я Дворика.
- Не знаю... наверно, я почувствую, что пора... и уйду. Тропа ведь останется?
Я не знала, останется ли тропа. Сейчас я ее чувствовала. А вдруг она зависит от меня? Я человек, я могу... в общем, мы все внезапно смертны, и останется ли она, если со мной что-то случится? Но Дворик объяснил иначе.
- Раньше среди нас были те, кто открывал двери. А еще раньше двери и тропы открывались сами в пограничное время, и среди людей были те, кто помогали... И мы знали и знаем, что в самую короткую ночь, в самую долгую ночь, за десять дней до зимы и в равноденствие тропы были видны и открыты, а потом на время закрывались снова. То есть, раньше так было, а сейчас в Городе тропы были закрыты, кроме малых дверей, ворот и воротцев... Но вот ты открыла. Значит, до самой короткой ночи у нас есть время... Подумать и понять.
- А двери для Дины? Они тоже - только до самой короткой ночи?
- Не знаю. Оттуда ведь кто-то приходит? Значит, они тоже могут открывать? Наверно, это совсем другие двери...
Я занесла все, что услышала от Дворика, в файл. Я никому его не покажу. А завтра Сергей сделает то, о чем я просила. А самая короткая ночь уже скоро.
Ниренн
Самая короткая ночь. Она наступает во всех мирах Дерева. В моем родном мире эта ночь была... ну, наверное, самым большим событием, которое только может быть в году. Для всех обитателей мира. Была и есть, конечно. Хотя я выбрала путь хранителя путей и редко бываю в своем собственном Доме. Но я все помню. Сила летнего солнцеворота - великая сила матери-земли. Моей земли. Хейа-ама, Дом-мать, так она называется.
Дина
Двор мой, прости меня. Я виновата. Ты становишься серым, я ведь кроме меня, никто в тебе не живет... То есть - живут люди. А из не-людей - только я. После того, как ушла Сирень. Как бы хотела я, как прежде - дать радостную силу стволам черемухи и вищни перед бывшим моим подъездом, чтобы покрылись они белыми цветами, и легла кружевная тень на сочную траву палисадника, и резвились бы в этой траве веселые котята наших подвальных кошек, а мама бы кормила из миски их родителей, и цвел бы бабушкин садик... У меня нет сил смотреть за тобой, двор, прости меня. Хуже того, мы с тобой стали одно. Мой двор - это я. Полынь и репей, ржавые качели и покосившийся деревяный стол, за которым никто не сидит. Срубленные деревья в палисадниках. Я медленно брела вокруг двора, который больше был похож на заросший пустырь. И вдруг из-за будки (на ней написано: "Газ! Огнеопасно!" - еще когда я была живой, моя бабушка читала мне эти слова, и я уже умела различать буквы) - из-за будки "Газогнеопасно" вышел мой брат. Я быстрее кошки метнулась в полынь. Я не хочу, чтобы он меня видел - он не хочет меня видеть - он не увидит. Но он остановился и отчетливо сказал, глядя перед собой: "Дина. Прости меня. Я помню все, как мы с тобой играли, как... все было. И лавочку за домом, и наше дерево. И про бабушку помню. Ты прости, что я тогда тебя - зонтом. Я прошу тебя... приглашаю тебя. Войди в мой дом".
Сергей