А теперь получается, что у него, Карлоса, был какой-то отец — не клиент, которого мать любила и была с ним, наверное, такой же лёгкой и мягкой… не то что с другими мужиками. Так вот оно как! И почему это его отец оказался предателем? Уж не потому ли, что она, мать, тоже была тогда со всеми сладкой и податливой? Карлос постоял немного посредине их маленького дворика, в тёплой, ещё не остывшей за день пыли, и вдруг страшно обозлился на мать. Это не было похоже на ту лёгкую привычную обиду на назойливую и глупую полупьяную мамку, раздающую свои нестрашные подзатыльники. Сейчас он почувствовал, как от злости, а главное, от жалости к себе покалывает под языком, дёргаются губы и словно наливается уксусом желудок. Он не знал, что ему подумать, а неповоротливые мозги тщетно пытались раздробить твёрдую, как орех, мысль, связавшую его мать с той доверчивой поблядушкой. Только тогда, за сараями, он бросил камень просто так, от разочарования, а теперь ему хотелось кинуться на мать и бить её, терзать, кусать за дряблые щёки и пухлую распаренную грудь. Но он не успел даже шагу ступить, как во дворе появился Бандит Хорхе.
Этот Хорхе никогда с ним не разговаривал, как не разговаривал ни с кем в округе. Просто приходил к ним, коротко кивал матери в сторону старого матраса и с треском захлопывал за собой дверь. Карлосу даже казалось, что тот вообще не умеет говорить. Звуки, которые издавал Хорхе, роняя матрас на пол, скорее походили на мычание немого или животного. Карлос всегда отчаянно боялся этого Бандита Хорхе, чего уж тут скрывать, пацан всё-таки. Всегда, но не в этот раз. И Бандит Хорхе это, наверное, почувствовал. Он остановился рядом с Карлосом и уставился ему в лицо нехорошим взглядом. А Карлос, совсем сопляк, даже не отвернулся: уксусная обида всё ещё жгла губы. В тот момент он ощущал себя настоящим мачо. А тут ещё мать на пороге… улыбалась жалко, но, как показалось тогда Карлосу, мстительно. Конечно, сказать что-нибудь Бандиту Хорхе он не посмел. Но зато скривил губы и сплюнул под ноги, в пыль. Тогда Хорхе тоже скривил свою небритую морду в ухмылке, а потом без замаха ударил Карлоса в грудь. Не ударил даже, а, скорее, коротко толкнул. И пошёл к матери. Карлос глупо плюхнулся на землю и сквозь муть пыльного облачка увидел, как передёрнул плечами Бандит Хорхе. И ещё — как мать в дверях одобрительно покачала головой. Именно это, а вовсе не полученный унизительный удар, мгновенно высушило обиду и тут же подожгло её как спичку.
— Ах, сука! — прошептал Карлос, сам ещё не зная, к кому он обращается, но чувствуя, как маленький огонек превращается в большое стойкое пламя. — Ну погоди тогда!
Он немного посидел на тёплой земле, бессмысленно буравя пальцами нежный песок. Когда из дома донеслись знакомые звуки, Карлос встал, потёр грудь в том месте, куда его ударил Хорхе, и неторопливо отправился к узкому проходу между своей и соседской развалюхами. По дороге в незаметно наступившей темноте Карлос попал босой ногой в какую-то скользкую дрянь, но даже не остановился и не вытер ногу, а как-то даже порадовался: ну что ж, пусть мне будет хуже! Он вспомнил бандитскую рожу Хорхе и то, как мать, блестя глазами, одобрила издевательство над ним — выблядком — и как до этого она мылась у него на глазах, чтобы ему было противно… А Карлос ещё, как дурак, отворачивался! Карлос приостановился и, наклонясь, пошарил рукой по земле. Наткнувшись на что-то мерзкое и мягкое, он пошевелил в нем пальцами, поднес руку к носу и, убедившись, что не ошибся, провел всей пятерней по лицу. Гады, подумал Карлос удовлетворенно, все суки и гады! И я тоже! Ну и, значит, всё правильно!
Стекла в окошке их хижины никогда и не было, только болталась на двух гвоздях старая занавеска. И та непонятно зачем. Любой желающий мог бы легко заглянуть в их дом, если бы захотел. Да только кто будет тащиться в загаженный проулок, чтобы полюбоваться, как его мать разбирается с клиентом? Больше в их комнатёнке ничего интересного не происходило. Разве что в дождь, когда они вдвоём с матерью мирно сидели за столом и играли в карты на щелобаны. Он-то, дурак, когда выигрывал, бил не сильно: не выбивать же у неё последние мозги! Мать всё-таки… А сейчас пожалел, что только щёлкал, а не бил со всего размаху, как тогда, когда играл с приятелями. Проигрывала она ему часто, хотя и шельмовала, передёргивала в потемках карты…