Дверной проем для бабочки

— Ну что ты, солнышко, испугался, — женщина обращалась к нему ласково, но в её голосе Карлосу послышался металл. — А я и не знала, что у Билли есть приятели. Он такой скрытный, ты себе не представляешь!

Женщина приблизилась вплотную, и Карлос не посмел сделать шаг назад. Он подумал, что любое движение сразу выдаст его страх и тогда она рассыплется на большие, неимоверно тяжёлые куски… Женщина придвинулась ещё ближе и Карлос понял, что груди у неё совсем не каменные, а, наоборот, мягкие и упругие одновременно. Потом она сделала какое-то неуловимое движение, и Карлос вздрогнул: большая грудь плавно легла ему прямо на голову, а руки жёстко ухватили за плечи. Темная ткань платья залила глаза, как густое вино. Он услышал гулкий, словно из бочки, стук сердца и вдохнул запах женщины. Под грудью у неё пахло пряно: может быть потом, а, может быть, и действительно вином.

— Этот Билли — он вообще дурачок, если честно. Так нас вчера напугал! Матушка просто в себя прийти не может. Она в него столько сил вложила, а он… Тоже мне гений! Я знаю, он вчера из-за меня всё это устроил. Хмурый всегда такой, поганец. Даже когда меня подкалывает, то… как на похоронах. Думаешь, я не догадываюсь, что он терпеть меня не может? Вчера специально на выступление пришла. Ты бы видел его морду! Ну и он, конечно… А потом сбежал. Как мальчишка. А я вот должна его искать! Потому что самой матушке некогда. Ха, знаю я, как ей некогда. Мне что, я гулять люблю… всегда с кем-нибудь интересным познакомишься. Дома-то со скуки помереть можно…

Карлос чувствовал, что от его дыхания темнота вокруг становится влажной, а спёртый воздух, пропитанный винным запахом, лезет обратно в глотку. Карлос как будто проснулся окончательно и вдруг осознал всю нелепость и унизительность того, что с ним происходит: его цепко держит в объятиях большая белая женщина с необъятной грудью и голым, как у манекена, лобком. Ну почему он не напал на ту, которая пробегала раньше, на худую?! Это проклятый Очкарик ему помешал! Карлос напрягся, пытаясь разбудить в себе недавнее неистовство, ему захотелось немедленно ударить эту облапившую его куклу так, чтобы увидеть её кровь, и после, озверев окончательно, добить до конца. Женщина почувствовала его движение, чуть-чуть пошевелилась, и Карлос, теперь сжатый с двух сторон её грудями, уткнулся в глубокую ложбинку между ними. Кожа тоже пахла вином и чем-то… вроде соли. Карлос поднял лицо и увидел широкую понимающую улыбку. Ему показалось, что женщина специально подзадоривает его, сомневаясь в его способности убивать, в том, что он вообще мужчина!

— Да ты, солнышко, я смотрю, совсем заскучал! Ну-ну, что ты? Я же на тебя не сержусь, ты этого ещё не понял, глупый? Ну на, на! Ну, не будь же упрямым!

Она убрала свою большую руку с его плеча, её ладонь скользнула в вырез платья, и на Карлоса, прямо в лицо ему, вывалилось что-то белое, гладкое и прохладное, как будто у его щеки внезапно надули воздушный шарик. Карлос резко откинулся назад, но ладонь, выпустившая этот шарик на свободу, тут же легла на затылок и плавно повела его голову обратно. Карлос успел разглядеть большой розовый чуть примятый сосок и, сам себе удивляясь, схватил его открытым ртом, как птенец. Белая даже на вкус, гладкая и быстро начинающая согреваться плоть вдруг потеряла всякую форму, легко заполнила весь рот и, кажется, устремилась в гортань. Задохнувшись, Карлос всхлипнул, но не застыдился, а почувствовал, что вкус неведомо как смешался с запахом. Или просто запах превратился во вкус, и от этого собственная слюна казалась ему тем самым терпким вином, которое он даже и не глотал, а просто позволял ему в себя вливаться.

— Ну вот так, — удовлетворенно сказала женщина, — видишь, как хорошо, солнышко. Ну, ещё немного и все будет совсем хорошо. Со-о-о-олнышко!

Такого с Карлосом еще никогда не случалось! Бесследно растворившаяся на раскалённой техасской дороге и так богохульно менявшая свой облик этой ночью Мэри, воспоминания о которой не отпускали его ни на минуту, снова вернулась к нему… Вообще-то Карлос понимал, что кормящая его грудью большая женщина — вовсе не та самая Мэри, но зато она такая, что с ней не стыдно перестать быть мачо… Карлосу показалось, что его ноги оторвались от земли, что он завис в воздухе, вытянувшись, как в кровати, покачиваясь и держась за женщину только губами, ртом, наполненным её необыкновенной грудью. И тогда он понял, что всё очень просто и совсем не стыдно! Напрасно он так долго боролся с собой! Какая разница, кто именно явился ему тогда на шоссе? Белые женщины, даже если они большие и тяжёлые, могут иметь какой угодно лобок и пахнуть так, как им хочется. Если они есть и если из их грудей льется то, что заставляет забыть стыд… Какая разница, кто и как принес ему это лёгкое и всё разрешающее приятие. Каким же он был дураком! Дураком и мальчишкой! А все так просто! Женщина — она женщина и есть…