Дверной проем для бабочки

Пуля послушно развернулась тупым рыльцем вправо. Живыми, все понимающими, существующими как бы отдельно глазами Билли видел, что теперь она метит в глядящую на него улыбающуюся тётушку. Неужели он пожелал именно этого? Пуля, начавшая отсчёт нового времени, что-то перепутала! Зависший в густом неподвижном воздухе тяжёленький предметик легко отклонился от тётушки Эллен и направился прямо к мексиканцу. Билли растерялся. Ему стало понятно, что вылетевшая, чтобы убивать, пуля просто должна кого-то убить. За ним, Билли, оставался только выбор. А что, если?.. Пуля с готовностью развернулась и полетела к герру Вольфу. Старый болван с сомнительным прошлым успел лишь вытянуть неуклюжую шею, чтобы лучше было видно, и опустить пистолет. В конце концов, именно он затеял глупую охоту на ни в чём не повинного кота… Билли представил себе, как рушится на пол его тяжёлое, мгновенно ставшее неживым тело, и прикрыл горячие веки. Когда он снова посмотрел на пулю, она упорно двигалась к нему самому. А если?.. Но что-то внутри воспротивилось такому решению. Он, Билли МоцЦарт, дальний, но абсолютно прямой потомок великого гения, только что получивший проклятый и удивительный Дар, не мог глупо умереть от шальной и подлой пули! Вернее, он был просто не в силах по-настоящему этого захотеть!

Человечек за окном смешно и беспомощно раскачивался на своём канате, и по лицу его было видно, что он хочет вернуться обратно на карниз, что у него устали руки, кружится голова, и только страх удерживает его над пропастью…

Пуля по-разбойничьи присвистнула на прощание, круто развернулась и помчалась к окну. Стекло дрогнуло и слегка прогнулось. Пуля деловито выела аккуратную круглую дырочку и выбралась наружу. В бар ворвался свежий залётный ветерок. И сразу же время вернулось в свое обычное русло. Изабелла взвизгнула и резво отскочила от опрокинутого столика, а у тётушки Эллен от ужаса приоткрылся рот. Кот мягко опустился на все четыре лапы, потом снова подпрыгнул и приземлился на плече Билли, раздирая когтями кожу. Герр Вольф с дымящимся пистолетом в руках, яростно ругался, почему-то яростно поглядывая на бармена.

— Всё! — прошептал Билли, стараясь поймать в кулак свою ставшую скользкой, как намыленый стеклянный шарик, волю. — Я больше не хочу! Я больше не желаю всего этого! Хватит! Я — мышь, с которой играют глупые злые дети! Уйдите все! Я хочу домой! В свою спальню! И ничего больше!

Он заметил, как странно загорелись зеленые кошачьи глаза при слове «мышь», как посыпалось на пол толстое оконное стекло, как послушно поднялись со своих мест тётушка и мексиканец. А потом мгла, до того скромно таившаяся за окном, влилась в бар и окутала всё вокруг своей чёрной ватой. Билли почувствовал себя совсем беспомощным, оставшимся один на один с проклятой горькой силой, которой он распорядился как трёхлетний ребенок, забравшийся в работающий бульдозер…

Билли сделал несколько шагов в полной темноте и отрезвляюще ударился лбом в холодное стекло. Он на секунду зажмурился от боли, а когда открыл глаза, то увидел за окном, далеко внизу, знакомый чёрный провал Центрального парка. Все закончилось так, как он и хотел: Билли был один, у себя в спальне.

Глава шестнадцатая

Билли подумал, что все оставили его. Или это он оставил всех? Было ли тому виной головокружение или, наоборот, это весь мир назойливо кружился вокруг него, как муха вокруг недоеденного пирога, но даже обычный вид из окна сейчас казался ему наполненным скрытой тревогой и беспокойством. Словно некие торопливые и таинственные, почти невидимые глазу приготовления совершались там, в темноте над Центральным парком. Головокружение постепенно перешло в ноющую боль. Где-то в коридоре, за его спиной, зажгли свет. Темнота в окне неохотно подвинулась, уступив место тусклому изображению, и Билли тут же увидел самого себя, сгорбленного, с недоумевающим и страдальческим выражением лица, а сзади мягко светился глубокий дверной проём. Билли покачнулся. Ему показалось, что оконное стекло потеплело и отодвинулось, создавая обманчивую перспективу. Зеркальная дверь, зависшая над провалом парка, как будто открывала дорогу в неузнаваемо чужой коридор, ведущий неведомо куда. Но толстое безразличное стекло надежно отгораживало его от этого света и тепла… Билли вспомнил, как опадало разбитое упрямой пулей окно в баре, и зябко поёжился. Он ведь уже уступил, согласился жить в неверном мире собственных чудес! Почему же тогда он никак не может понять, что именно творит? Почему его не пускают туда, где светло, спокойно и уютно?! Разбить, что ли, и это окно?..