Двести лет вместе (1795 - 1995). Часть вторая. В советское время

Нестойкость ассимиляции мы видим на многих примерах – как массовых, так и индивидуальных, как в Европе, так и в России, и прежде, и до самого последнего времени.

Казалось бы: Бенджамин Дизраэли, сын религиозно-индифферентного отца, в отрочестве крещённый, и не просто вжившийся в английскую жизнь, но ставший символом Британской империи. – а о чём же он мечтает на досуге, отдаваясь страсти писать романы? – об исключительных заслугах и мессианстве еврейства, с горячей любовью к Палестине и мечтами о восстановлении израильского отечества[29].

А Гершензон? Видный историк русской культуры, пушкинист, даже бранили его за «славянофильство», – а вот, пишет к концу жизни: «С детства приобщённый к европейской культуре, я глубоко впитал в себя её дух… и люблю искренно многое в ней… Но в глубине сознания я живу иначе. Уже много лет настойчиво и неумолчно звучит мне оттуда тайный голос: не то, не то! Какая-то другая воля во мне с тоской отвращается от культуры, от всего, что делается и говорится вокруг… Я живу, подобно чужеземцу, освоившемуся в чужой стране; любим туземцами и сам их люблю, ревностно тружусь для их блага… но и знаю себя чужим, тайно грущу о полях моей родины»[30].

Как раз после этого признания Гершензона уместно напомнить соображение, которого уже от первых страниц требует эта глава: что в «ассимиляции», очевидно, следует различать ассимиляцию гражданско-бытовую, когда ассимилированный полноценно входит в самый поток жизни и интересов туземного народа (в этом смысле, вероятно, подавляющее большинство евреев России, Европы и Америки назвали бы себя сегодня ассимилированными), ассимиляцию культурную и – безостаточную ассимиляцию в глубинах духа, которая осуществляется значительно реже, но бывает и она. Третий случай – более сложный и не вытекает из первых двух. (Так «Переписка из двух углов» Вячеслава Иванова и М.О. Гершензона, эта «маленькая книжка огромной важности», являет, по мнению критика, «доказательства неполноты духовной ассимиляции еврея, даже в случае его очевидной культурной ассимиляции»[31].)

Вот – революционер в молодости, а после революции «обращённый» эмигрант, восхищается, как чудом: что русские евреи и в новых странах эмиграции проявили «огромный запас национальной энергии» и строили «свою самобытную еврейскую культуру». Даже в Лондоне: свои школы на идише, свои общественные организации, своя прочная экономическая база; не слились с английской жизнью, а лишь приспособились к её требованиям – и подкрепили собой исконно-английских евреев. (У которых – и свой Британский Совет евреев, и понятие «еврейской общины Великобритании», – это в Англии, где ассимиляцию считают чуть ли не завершённой.) И – то же наблюдает он во Франции. И уж особенно «изумительный подвиг» – в Соединённых Штатах[32].

Ещё же – неизменная, надёжная, безотказная еврейская взаимоподдержка – замечательная способность, сохраняющая еврейский народ. Но от неё-то – уж тем более нестойкость ассимиляции.

Не только с укреплением сионизма, но от самого хода XX века еврейство получало импульсы отшатнуться от ассимиляции.

Убеждённый сионист Макс Брод писал в 1939, в самый канун Второй Мировой войны: «В дни куда менее развитой государственности XIX века ещё можно было выдвигать теорию ассимиляции», но «эта теория потеряла всякий смысл в эпоху, когда народы всё твёрже сплачиваются»; «нас, евреев, неминуемо раздавят народы, воспылавшие воинственным духом национализма, если мы сами не подумаем о себе и не отступим заблаговременно»[33].

Весьма сурово высказался Мартин Бубер (1941): «До сих пор нашего существования хватало лишь на то, чтобы сотрясать троны идолов, но не на то, чтобы воздвигать трон Господень. Именно в силу этого наше существование среди народов столь таинственно. Мы претендуем на то, чтобы научить абсолюту, но в действительности мы лишь говорим "нет" другим народам, или, пожалуй, мы сами являем собою такое отрицание и ничего больше. Вот почему мы стали кошмаром наций»[34].

А дальше – через еврейскую историю прошли две глубокие борозды: Катастрофа – и вслед за ней создание Израиля. И они бросили ещё новый, резчайший свет – на проблему ассимиляции.

Выводы для еврейства всего мира от создания государства Израиль тогда же продумал и отчётливо сформулировал Артур Кестлер в своей книге «Обетование и претворение: Палестина 1917-49» и статье «Иуда на перепутье».