И тем не менее кадетская "Речь" ещё и 19 марта 1917 уверенно писала: "Кишинёвская кровавая баня, контрреволюционные погромы 1905 г. были организованы, как досконально установлено, Департаментом полиции". И в августе 1917 на Московском Государственном Совещании председатель Чрезвычайной Следственной комиссии публично заявил, что "скоро представит документы Департамента полиции об организации еврейских погромов", - но ни скоро, ни нескоро, ни его Комиссия, ни потом большевики никогда ни одного такого документа не представили. И как же захрясла ложь - аж по сегодня. (У меня в "Октябре Шестнадцатого" один из персонажей упоминает кишинёвский погром, и в 1986 немецкое издательство от себя так поясняет в сноске немецким читателям: "Тщательно подготовленный двухдневный еврейский погром. Министр внутренних дел Плеве указал губернатору Бессарабии в случае погрома не пытаться сдержать его силой оружия"231.) В современной (1996) Еврейской энциклопедии читаем уверенное: "В апреле 1903 новый министр внутренних дел В. Плеве организовал при помощи своих агентов погром в Кишинёве"232. (Парадоксально, но томом раньше эта же Энциклопедия сообщает: "Текст опубликованной в лондонской газете "Таймс" телеграммы Плеве... большинство исследователей считают подложным"233.)
И вот, лжеистория кишинёвского погрома стала громче его подлинной скорбной истории. И - осмыслится ли хоть ещё через 100 лет?
Бессилие царского правительства - дряхлость власти - проявилось не только в Кишинёве: вот, и в 1905 в Закавказьи произошла азербайджано-армянская резня. Но только в случае Кишинёва обвиняли, что резня подстроена правительством.
"Евреи", писал Д. Пасманик, "никогда не приписывали погромов народу, они обвиняли в них исключительно власть, администрацию... Никакие факты не могли поколебать это совершенно поверхностное мнение"234. И Бикерман указывал, что, по всеобщему мнению, еврейские погромы - это форма борьбы власти против революции. Более усмотрительные рассуждали так: если в происшедших погромах и не обнаружено технической подготовки со стороны власти, то "мораль, укрепившаяся в Петербурге, такова, что всякий ярый юдофоб находит самое благосклонное отношение к себе - от министра до городового". Между тем: кишинёвский судебный процесс осени 1903 года показал картину обратную.
А для российской либерально-радикальной оппозиции суд должен был превратиться в битву с самим самодержавием. На суд отправились "гражданскими истцами" виднейшие адвокаты, и христиане и евреи, - М. Карабчевский, О. Грузенберг, С. Кальманович, А. Зарудный, Н. Соколов. А "талантливейший левый адвокат" П. Переверзев и ещё несколькие пошли в защитники обвиняемых: "чтобы они не боялись рассказать суду... кто их подстрекнул начать бойню"235, - то есть что их направляла власть. А "гражданские истцы" настаивали: произвести доследование и посадить на скамью "истинных виновников"! Власти не публиковали судебные отчёты, чтобы не разжигать страсти ни в самом Кишинёве, ни уже разожжённые по всему миру. Так ещё удобнее: штат активистов вокруг "гражданских истцов" составлял свои собственные отчёты о суде и отсылал их через Румынию на всемирное распубликование. Однако ход суда это не изменило: дотошно выяснялись всего лишь морды погромщиков, а власти - виновны, несомненно, - но только в том, что не справились вовремя. И тогда группа гражданских истцов-адвокатов заявила коллективно: что "если суд отказывается привлечь к ответственности и наказать главных виновников погрома" - то есть не какого-то губернатора Раабена, на него и внимания почему-то не обращали, а министра Плеве и центральную администрацию России, то "им, защитникам... больше нечего делать на процессе". Они "натолкнулись на такие трудности со стороны суда, которые лишают их всякой возможности... свободно и по совести защищать интересы своих клиентов, а также интересы правды"236. Новая адвокатская тактика прямого выхода в политику оказалась весьма успешной и многообещающей, произвела сильнейшее впечатление во всём мире. "Действия адвокатов были одобрены всеми лучшими людьми в России"237.