Двести лет вместе. Часть первая

Вот в 1822 миновала и новая 5-летняя отсрочка податей – но состояние еврейских хозяйств требовало дальнейших льгот и субсидий: отмечалось «самое бедственнейше[е] положение поселенцев» при «закоренелост[и] их в тунеядстве, болезнях, смертности, неурожа[ях] и незнани[и] ими работ земледельческих»[233].

А между тем – были весьма успешные урожаи 1816, 1817, 1822 годов, успешные также и для евреев. Да ведь постепенно в молодом еврейском поколении усваивались же земледельческие навыки. Увидев, что урожаи вообще всё-таки достижимы, поселенцы стали звать земляков из Белоруссии и Литвы, где прошла как раз полоса неурожаев, – и еврейские семьи оттуда стали напирать – и легальными просьбами и самовольным отъездом, да главное: к 1824 грозило окончательное, до тех пор не происшедшее, выселение из сёл Западного края, а в 1821, как уже упомянуто, были приняты меры к пресечению еврейского винокурения в Черниговской губ., затем ещё в трёх. И губернаторы Западного Края отпускали просящихся, не смечаясь с тем, сколько в Новороссии осталось ещё запасной земли, отведенной для евреев. Из Новороссии сообщали, что могут принять не больше 200 семей в год, – а уже двинулось 1800 семей (где-то рассеивались и поселялись также и по дороге). Теперь отказано было переселенцам в казённой помощи (хотя сохранялась ещё 10-летняя льгота в податях), – однако и сами кагалы были заинтересованы отправить бедноту, чтоб уменьшить впредь собственные подати, – и отчасти снабжали переселенцев из средств общин. (Отсылали и больных, и старых, и с малым числом работоспособных многодетные семьи, каких вовсе не спрашивало земледелие; а когда власти потребовали письменного согласия отправляемых – то составлялись и листы ничего не значащих подписей[234].) Но из 435 семей, прибывших в район Екатеринослава к 1823, только две семьи могли водвориться собственным иждивением. А двигала ими «бесконечн[ая] надежд[а] евреев на казённую помощь, которою легко было отвлечь от труда новоприбывших». Из Белоруссии в течение 1822 прибыло в Новороссию 1016 семей, колонии быстро наполнялись временно приютившимися поселенцами; от чрезмерной тесноты и нечистоты возникали болезни[235].

И в 1823 Александр I запретил переселение евреев. А в 1824 и 1825 – новые неурожаи, и еврейских поселенцев снова подкрепляли ссудами (но, чтобы не разжигать надежд, маскировали от самих поселенцев: якобы самовольная выдача от смотрителя или плата за какую-то работу). И – снова выдавали паспорта, идти в город. О начале уплаты податей, даже поселившимися 18 лет назад, – и речи не могло быть[236].

И одновременно же с этим, в 1823, «последовал высочайший указ… чтобы в Белорусских губерниях евреи прекратили к 1824 г. винные промыслы и содержание аренд и почт, а к 1825» переселились бы окончательно «в города и местечки». И вот – переселение началось. И к январю 1824 переселили «около двадцати тысяч». К тому Государь потребовал «обратить внимание на «способы промышленности и прокормления» евреев при этом переселении, «дабы они, оставаясь без пристанища, не подверглись в сём положении тягостнейшим нуждам в своём пропитании»[237]. – Но, хотя был при том создан комитет из четырёх министров («министерский комитет» – уже 4-й по еврейскому вопросу), – не возвиделся в том успех ни по средствам казны, ни по оборотливости администрации, ни – по социальной структуре еврейского общества, перестроить которое извне было задачей непосильной.

И в этом, как во многом прежде, мы видим императора Александра I в ненастоятельности порывов и недостатке последовательной воли (как и в его бездействии к зреющим тайным обществам, готовящим свержение трона). Но никак не надо приписывать его решения недостатку благожелательности к евреям. Напротив, он искренно был прислушлив к нуждам их, даже в войну 1812—1814 при главной квартире армии держал еврейских депутатов – Зунделя Зонненберга и Лейзера Диллона, которые и «предстательствовали за евреев». (Диллон, впрочем, вскоре был привлечён к суду за присвоение четверти миллиона рублей казённых денег и вымогательство у помещиков. А Зонненберг, напротив, долго сохранял близость к Государю.) В Петербурге ряд лет по повелению Александра (1814) действовала постоянная еврейская депутация, для которой производился среди евреев сбор денег, ибо «предстояли большие секретные расходы в правительственных учреждениях». Депутаты ходатайствовали дозволить евреям повсеместно по России «торговлю, откуп и курение вина», «даровать льготу в податях», «простить недоимки», снять ограничения в числе евреев-членов магистратов, – Государь выслушивал благосклонно и обещал – однако это не было проведено[238].