Двести веков сомнений

Возможно, всё это просто снится. Уж больно странные вещи происходят.

Увлёкшись размышлениями, Клеммен едва успел спрятать тетрадь в просторный внутренний карман, как из-за угла на него налетел запыхавшийся Д.

— Что ты там делал? — довольно резко спросил Д., когда они вошли в Портал и оказались на расстоянии километра от венлленского отделения Бюро.

— Был у хироманта, — ответил Клеммен. Лгать бессмысленно; лгать, когда говоришь с кем-то, кто сильнее — вдвойне бессмысленно. Лучше уж промолчать, если не хочешь говорить правду. Правда, искусством молчать вовремя Клеммен пока не владел.

Д. изумился — да так, что на несколько секунд потерял дар речи. Интересно, подумал Клеммен, он заметил тетрадь? Отдать самому, пока не поздно? Как наивно было желание что-то утаить…

— У хироманта?! Клеммен, ты в своём уме? Почему ты…

— Вот почему, — Клеммен протянул обе ладони… и осёкся.

Линия жизни была в полном порядке. На обеих ладонях всё было в полном порядке. Так что же… всё приснилось? Померещилось?

— Что такое? — недоумённо поднял брови Д. — Руки дрожат?

Юноша обратил внимание, что обе ладони действительно мелко-мелко трясутся. Ещё бы.

— Дрожат — это полбеды, — ответил он откровенно. — Сегодня у меня уже дважды были… что-то со мной случалось. Настолько странное, что…

— Ясно, — Д. заметно успокоился. — Но обращаться к таким… Ты прекрасно знаешь, к кому в таких случаях надо обращаться. Ко мне, к Кинисс, к оператору связи. Моя рекомендация — Кинисс, если она не занята. А какого ты… — он кашлянул. — О чём говорил с деканом?

— Искал лингвиста, — говорить следовало весьма осторожно. — Меня заинтересовал перевод некоторых фраз.

— Каких ещё фраз? — Д. тут же насторожился. — О чём ты?

— О надписи на Камне, — решился Клеммен. — И на сиархе . Мне показалось, что есть взаимосвязь. Вот я и…

— В будущем, — наставительно произнёс Д., — изволь чётко следовать инструкциям. Я надеюсь, у тебя хватило ума не требовать… прорицания?

— Хватило, — мрачно ответил юноша.

— И на том спасибо! Не забудь показать мне, о каких фразах шла речь. А насчёт твоих приступов — сейчас же этим займёмся.

До самого входа в контору они шли молча. Вопреки уверениям синоптиков, дождь моросил и ясной погоды не предвиделось.

Венллен, Лето 62, 435 Д., ближе к вечеру

— Сиди, не шевелись, — велела Кинисс довольно резким голосом. — Глаза не открывай. Думай.

— О чём?

— О чём-нибудь приятном.

Голос её не содержал и намёка на то, что она шутит. Клеммен побаивался Хансса — в основном за то, что так и не научился общаться с ними; одной речи оказывалось мало, а выучить сложную систему жестикуляции, иерархию обращений и прочее — не хватало духу.

— Если потребуется помощь целителя, — посоветовал Д. в частной беседе года полтора назад, — обращайся именно к Кинисс. Или к другим Хансса. Лучших лекарей не отыскать.

— С чего это вдруг? — Клеммену было и непонятно, и даже обидно — обидно за своих сородичей, Людей. Какие-то ящеры начали разбираться в нашем здоровье лучше нас самих!

— Они живут среди нас дольше, чем можно представить, — пояснил Д. — Они изучали нас — в рамках разумного — гораздо тщательнее, нежели мы — сами себя. Выбор за тобой, но прими совет к сведению.

…»В рамках разумного», вспомнил Клеммен, ощущая странные покалывания внутри черепной коробки. Прикосновения прохладных ладоней рептилии не вызывали тревоги. Более того… будь он неладен, прикосновения были приятны. Входит ли это в её намерения? Возможно. Хансса прекрасно знают, насколько сильно недоверие к чужакам у Людей и других млекопитающих. Именно Хансса стремятся наладить наиболее тесные контакты со всеми остальными расами. Другие расы рептилий, напротив, стараются держаться обособленно. Не пытаются вмешиваться в межрасовые трения.

А Хансса пытаются. И, как ни парадоксально, Людям стоило бы хорошенько за это поблагодарить. Чего, конечно же, не дождаться. Да что далеко ходить — вот он, Клеммен, сейчас сидит и не знает, что она собирается с ним делать… А предположения приходят, как назло, самые нелепые.

— Нет, — услышал он голос Кинисс. Они находились в святая святых конторы — «тёмной комнате», которая, по словам Д. и его коллег, была величайшим достижением — область, практически недостижимая для любых попыток «подглядеть» или воздействовать извне.

— Что «нет»? — отважился он спросить, вопреки указаниям начальницы.

— Ничего страшного я с тобой делать не собираюсь.

— Вы читаете мысли? — воскликнул Клеммен с неподдельным изумлением.

— Нет. Изменилось ощущение… твой двойник… мне сложно объяснить. Скажем так, я вижу . Ты в чём-то подозреваешь меня. А это вредит нам обоим. Поэтому я и говорю: «нет».

— Но я…

— Помолчи. Я отвечу на вопросы, если они будут. Думай о приятном.